Черновик - стр. 10

– Ах, Паши… – рассеянно пробормотал писатель.

– Мы с вами в последний раз на похоронах деда виделись. Вот, решил навестить. Простите, что раньше не приезжал.

– Да-да, на похоронах… – по-прежнему глядя в сторону, сказал Митрич, и Сергей не мог понять, говорит ли старик с ним или сам с собой.

– Я вот вам гостинцев привез, – сказал Сергей, доставая из рюкзака предусмотрительно купленные апельсины, яблоки и конфеты. Он понимал, что нельзя явиться в этот дом с пустыми руками, но, честно говоря, не знал, что именно преподнести старому человеку, которого не видел несколько лет, поэтому купил то, что обычно носил родным в больницу.

Митрич повернул наконец голову и неожиданно бодро, хотя по-прежнему почти шепотом, сказал:

– Решил побаловать старика? Правильно. И что приехал – правильно. А то уж никто не ездит. Думают, помер старик Полянский. А я, как видишь, отчасти жив.

Сергей хотел сказать что-нибудь бодрое, вроде «Да вы еще всех нас переживете», но, глядя на беспомощную фигуру, понял, что это прозвучит крайне неубедительно, и потому лишь улыбнулся в ответ.

– Только помирать надо было раньше, – продолжал Полянский, – чтобы и от Литфонда венок, и от Союза, и чтоб секретари что-нибудь пробубнили, хоть по бумажке. А то говорить-то совсем не умеют. Только писать. – Тут старик задумался, помолчал и добавил: – Да и писать не умеют. А Паша умел… А теперь помрешь, так и не узнают.

– А вы не помирайте, – уже немного придя в себя и подхватывая иронический тон Митрича, сказал Сергей.

– Вот-вот! Теперь надо до ста лет дожить. Будут к столетию статью в «Литературке» писать, напишут: родился Семен Полянский в 1902 году, а умер… А когда же он умер?! Ну, начнут звонить… А я и не умер! Вот конфуз-то! Придется же торжественное собрание устраивать, а у них и в бюджете такой строки нет! И дарить чего-то надо, а что дарить на столетие? Портсигар неудобно, а венок вроде рано… Ох, забегают!

Сергей заметил, как ожили глаза на потускневшем лице, как заискрились они в самых уголках, как на бледных щеках начал появляться слабый румянец, точь-в-точь как при разговорах с дедом.

– На могиле у деда бываешь? – неожиданно серьезно спросил Полянский.

– Бываю, – ответил Сергей, и это было правдой. Несмотря на свою суматошную студенческую жизнь и бесчисленные, хоть и скоротечные романы, на кладбище он бывал часто. Как-то до сих пор не мог смириться с тем, что деда уже нет. Хотя дед был как будто из другой эпохи, только в нем Сергей чувствовал по-настоящему родную душу, правда, не понимал почему.

– Эх, Паша-Паша, – Митрич сокрушенно покачал головой, – вот кому надо было до ста лет жить! Может, хоть тогда бы поняли…

Он не договорил, потянулся к столу, взял одно из привезенных Сергеем яблок и стал катать его по колену правой рукой.

– Ну, а ты что, тоже пишешь? – Он посмотрел на Сергея, как тому показалось, с едва уловимой усмешкой.

– Ну… я пока учусь…

– И чему же?

– Филологии, – с гордостью ответил Сергей, полагая, что старику будет приятно узнать, что молодое поколение готово, так сказать, подхватить знамя…

– А тебе-то это зачем? Лучше делу бы какому-нибудь обучился.

– Ну, как зачем? – растерялся Сергей. – Вы-то ведь тоже…

– Милый мой! – воскликнул Митрич. – Мы-то! Мыто филологию еще при ее жизни застали. Хотя и слова-то такого не было. Как же ее, бедненькую, тогда называли-то? Изящная словесность, кажется…