Черное Безмолвие - стр. 32

– Я видел первую атаку, – говорит Антон, мрачнея, – Я хорошо помню ее. Мне тогда было четырнадцать… Я решил, что это – конец света.

– Так и было. – отвечаю я. – Конец света, начало Черного Безмолвия.

– Века бегунов…

Да что ж тебе приелись бегуны то, а? Прямо как мне сравнение завода с мурашейником… Век бегунов… Век Безмолвия, и все тут! Бегунов слишком мало, чтобы нас можно было считать силой. Будет больше – вот тогда и поговорим, вот только, меня к тому времени в живых уже не будет.

– Оставь бегунов в покое. – как можно мягче отвечаю я, – Как-нибудь еще встретимся с тобой, поговорим на эту тему. А пока – тебе в отдел кадров… Прямо, и за восемнадцатым ангаром – налево, табличка во всю дверь с этой надписью.

– А что такое отдел кадров? – спрашивает он. Нет, не смеется, не издевается, правда не знает.

– Дань уважения прошлому. Одно название, не более того. Место, где тебе встретят и типа примут на работу. Определят, в какой отдел ты лучше всего годишься, пропишут в жилом секторе… В общем, на месте разберешься. А мне пора на аудиенцию к Сырецкому. Поживешь с мое, быть может, тоже станешь у него званым гостем.

Он делает пару шагов в указанном мною направлении. Я стаю на месте, провожая его взглядом. Жду, когда же он обернется, и он оборачивается.

– Спасибо. – говорит он.

– За что?

– За все. За то, что спасли мне жизнь, за то, что показали Безмолвие. За то, что развеяли мою мечту стать бегуном…

Ах ты маленький засранец! Мечту я его, видите ли, развеяла. А тебе что, кто-то говорил, что быть бегуном – это сплошная сказка? Неуязвимость, скорость и свобода? Интересно, что же ты понял, встретив на своем пути меня?! Мне хочется высказать ему все это, но я молчу…

– …И за то, что показали мне, что чудовища тоже бывают милыми.

Вот те раз! Муж, конечно, именовал меня "моя милая сволочь", за что не раз получал от меня подушкой по физиономии, но вот "милое чудовище" – это даже для меня что-то новенькое.

Антон поворачивается, чтобы уйти, и я говорю ему в след:

– Ты еще не видел аморфов и медведей! Вот это – чудовища.

– Я уверен, таких красивых как вы, мне больше не увидеть. – отвечает он, не оборачиваясь.

Интересно, был ли это комплимент? Ладно, не последний раз видимся, я на тебе еще отыграюсь за сравнение меня с аморфами…. Однако, с тех пор как мне стукнуло тридцать пять, я могу перечесть по пальцам, когда меня называли красивой. Или дело не во мне, а в войне?… Припоминаю фразу из Белянина: "Ну, если выбирать между ней и ядерной войной"…. Нашим мужчинам выбирать не приходится.

Бодро вышагав двадцать два лестничных пролета я оказываюсь возле крепкой стальной двери – кабинет Сырецкого располагался в глубочайшем подвале, повредить которому могло бы разве что точечное попадание термоядерной ракеты в бункер завода (хотя разве можно упоминать рядом два термина: "термоядерный взрыв" и "точечный удар"?). И эта дверь – еще не вход в его кабинет, она ведет лишь в прихожую, в которой постоянно дежурят четверо охранников. Бывшие десантники, за предвоенные годы прошли столько горячих точек, что только диву даешься – где они столько локальных конфликтов надыбали… Серьезные ребята. Я приветливо улыбаюсь им, и они кивают мне в ответ. Здесь пропуска не спрашивают, по крайней мере, у меня. Хорошо еще, что меня теперь можно узнать – лицо не покрывает слой запекшейся крови и грязи, одежду я, конечно, ухайдокала, как могла, катясь кубарем по Черному Безмолвию, но все равно, похожа на человека, а не на заблудшего аморфа с лицевым тиком.