Черно-белый сад - стр. 2
«Цыганка с картами, дорога дальняя…» – зазвучало в ушах. Катерина увидела себя в отвратительном черном ватнике и не менее отвратительных штанах. В толпе таких же черных теток она шла по заснеженной дороге в лес, на работу – валить деревья. Вороны на снегу… Катерина тряхнула головой, отгоняя наваждение, еще раз сглотнула, хоть и нечего было сглатывать, потому что в горле пересохло от ужаса, и спросила:
– А минимально – сколько?
Голос был чужим, незнакомым, хриплым и вообще все было чужим, как во сне. Но о том, что это не сон, свидетельствовало нывшее от щипков бедро.
– Ну-у… – следователь посмотрел на потолок, словно надеялся прочесть там ответ. – Трудно сказать, потому что решает суд… Но в лучшем случае, при условии чистосердечного признания и максимальной помощи следствию, можно рассчитывать на три года. Но это только в лучшем случае! – следователь многозначительно поднял указательный палец. – Если вдобавок ко всему вы произведете благоприятное впечатление на судью.
– Три года чего? – невнятно спросила Катерина, но следователь сразу ее понял, видимо, ему постоянно приходилось отвечать на такие вопросы.
– Три года колонии, – сказал он так просто, словно речь шла о чем-то обыденном. – На условный срок в вашем случае рассчитывать не стоит. Это все равно что… – следователь обвел глазами свой кабинет в поисках подходящего сравнения и остановил взгляд на графине с водой. – Это все равно что в моем графине жемчуг найти…
«Уж не на взятку ли он намекает?» – подумала Катерина. Но следователь смотрел не так, как обычно смотрят намекающие. Ни лукавинки, ни многозначительности, ни затаенной угрозы в его взгляде не было – одна только усталость. Глаза у следователя были серыми, под цвет костюму. Или костюм был под цвет глаз – все едино. «Железный Дровосек, – с неприязнью подумала Катерина, творчески смешав в своей бедной головушке Железного Феликса, стальную серость глаз следователя, серый костюм и свою недавнюю мысль о лесоповале. – Унылый Железный Дровосек сидит в своем душном унылом кабинетике и рубит под корень людские жизни своим остро заточенным топором». То, что вместо топора в руке у следователя была дешевая пластмассовая ручка, ничего не меняло. Творческие натуры не имеют привычки дотошно сверяться с реальностью. Сказано топор, значит, топор. Катерина даже стук услышала. Резкий, отрывистый, холодный стук. Тук-тук-тук.
Оказалось, что стучали в дверь.
– Да! – слегка повысив голос, сказал следователь.
Дверь плавно открылась. На пороге стоял плечистый мужчина в форме. Мужчина был высоким, поэтому сидевшей Катерине не было видно его погон. Да и не сильно интересовали ее погоны. Куда интереснее было сочетание горбатого носа с чеканным, будто высеченным из мрамора подбородком. Согласно физиогномике, горбатый нос свидетельствует о великодушии, а твердый подбородок – о волевом характере. Великодушный сильный мужчина с фигурой атлета – это же идеал! И не только с точки зрения искусства. Если же еще у него и голос приятный…
– Пошептаться бы, – замечательным бархатным баритоном сказал мужчина и добавил: – Срочно.
– Подождите, пожалуйста, в коридоре, – попросил Катерину следователь.
Идеал тут же померк. Разве прилично выставлять женщину, посетительницу, в коридор. Если вам, дорогие друзья, срочно приспичило пошептаться, так извольте сделать это в коридоре! Этикет был пунктиком Катерины. Даже больше – навязчивой идеей. Когда в ее присутствии ели руками или сморкались при помощи двух пальцев, ей становилось плохо не только морально, но и физически. Что-то противное начинало ныть и вибрировать внутри. Ну а если не ныло и не вибрировало, то всегда приходило огорчение. Как же так можно? Почему? Подруги смеялись, называли Катерину «чокнутой перфекционисткой», «герцогиней Монпансье» и много как еще. Катерина удивлялась, иногда обижалась.