Чёрная зима - стр. 22
Спальный гарнитур «Рондо» красного цвета, отделение с подсветкой в туалетном столике. По полу были разбросаны нити настоящего жемчуга, рубиновые бусы, серьги с бриллиантами, серебряный, с позолотой, браслет. Тут же блестели осколки разбитого зеркала. Сарвилин увидел у своих ног разбитую китайскую вазу. Сквозь пластины риф-штор виднелись огни ночной Москвы.
– Здесь никаких отпечатков?
Сарвилин заглянул за широкую двуспальную кровать и увидел ползающего по полу Щелчкова.
– Здесь тоже есть, – ответил Дима. – Везде есть. Будем разбираться, чьи они. – Он поправил очки на блестящем от пота носу.
Сарвилин вернулся в гостиную. На месте Свистуновой уже сидела женщина с простым и приветливым лицом, не похожая не спесивых жён жильцов «Кропоткинского» дома. Тем не менее, новую свидетельницу тоже взяли не с улицы. Широкая юбка-шестиклинка с четырьмя разрезами, массивный плетёный поясом и двубортный приталенный пиджак серого цвета, красные туфли на невысоком каблуке – всё говорило о достатке. О нём же свидетельствовали и золотые, чисто советские серьги-бомбошки. Женщина явно не пользовалась услугами дизайнеров. Все вещи она надевала разом, смешивая стили и не подбирая цвета.
Стрелки на каминных часах показывали половину двенадцатого, но Сарвилин знал, что люди в этом подъезде не спят. Посланные им сотрудники звонят в каждую квартиру и пристрастно спрашивают мужчин, не заходили ли те к Крапивницким, не звонили ли по «02». Заодно они фиксируют на диктофон голоса, чтобы потом сличить с тем, записанным на магнитофон дежурной части.
Мимика на лице новой гостьи практически отсутствовала. Взгляд больших светлых глаз был сонным, а полные губы сложились в заискивающую улыбку. Такие носы, ноздрями наружу, Сарвилин не любил – ни у женщин, ни даже у мужчин.
– Вы с паспортом пришли? – любезно спросил следователь.
– Нет, он у меня дома остался. Я к подруге сюда шла, и консьержка меня знает. Зачем мне паспорт? Я давно хожу, со многими тут знакома…
– Тогда запишем с ваших слов, а потом проверим, – на всякий случай припугнул Сарвилин. – Фамилия, имя, отчество? Год рождения? Домашний адрес?
– Никифорова Ольга Васильевна, пятьдесят третьего года. Живу на Кавказском бульваре…
Увидев, что Виолетта записала данные в протокол, Сергей Борисович с трудом подавил зевоту. Его уже ничего не трогало и не ужасало; он хотел только спать.
– Где работаете, Ольга Васильевна?
– В «Президент-отеле», – горделиво сказала Никифорова, и щёки её порозовели.
– Вот как? – искренне восхитился следователь. – А кем?
– Уборщицей и посудомойкой на кухне, – уже тише сказала Никифорова.
Она оглядела свои вещички, явно пожалованные с плеча богатых постояльцев отеля, и сверкнула золотом зубов.
– А сюда к кому пришли? – Сарвилин заметил в дверях измотанного ожиданием Мельникова.
– Подруга моя, Люба Сосина, здесь в прислугах живёт у господ Тарасенковых, – совершенно обыденно, словно дело происходило сто лет назад, пояснила Никифорова.
– Да, Ольга Васильевна, так о чём вы хотели сказать? ненавязчиво поторопил её Сарвилин.
– Молодой человек, – Никифорова указала пальцем на Мельникова, – спросил, не видала ли вечером на лестнице подозрительных людей, которых раньше тут не было…
– Ну, и… – подался вперёд Сарвилин.
– Так вот, без десяти семь я как раз к Любе поднималась. Господа уехали за границу… как его… в Сингапур, а Любку оставили квартиру стеречь. Смотрю – лифт занятый. Стою, жду – ноги-то гудят после смены. И вдруг вижу – сверху спускается парень – горбатенький такой, весь косоватый. Волосы у него светлые, густые. Я ещё обратила внимание – очень хорошие волосы, прямо и не мущинские…