Чёрная трава - стр. 2
Тихонько выйдя из комнаты, Шикша направилась в умывальню. Хоть на стенах и висели долговечные свечи, но мрачность, лёгкую затхлость и унылость подгория им было не по силам разогнать полностью.
Умывальня была общая на ряд1 – небольшой, каменистый, но уютный, на котором жили ритуальники всех годов. Шикша прикрыла за собой дверь, со рваным выдохом прислонилась к стене и сползла по ней, ощущая на губах соль и печаль. Руки она спрятала подмышками, чтобы не видеть ту черноту, что навсегда впиталась в кожу.
– Опять не спится?
Шикша замерла, зажмурилась сильно-сильно, выдавливая последние слёзы.
– Поспишь с этими храпушами, – недовольно отозвалась она, подтягивая колени к лицу, чтобы незаметней протереть блестящие щёки.
– М-да, не повезло тебе с соседками. Уже третий год скоро закончится, как ты неизменно раз или два в седмицу толком не спишь. Не надоело?
Наконец из-за умывальников показался Вук. Он был на год старше и на голову выше, ну и примерно на столько же напрягал Шикшу.
– А тебе не надоело каждый раз ловить меня тут? – раздражённо ответила она, поднимаясь и подходя к умывальнику. Вода поступала из подземного источника и грелась не чаще двух раз в седмицу, поэтому холод опалил чёрные пальцы, привёл в чувства.
– Может мне тоже снятся кошмары, и я так же прячусь от них тут, – тихо проговорил Вук в стороне, и Шикша замерла. Обычно они отшучивались, перекидывались незначительной чушью или обсуждали занятия. Но чтобы так…
– Что ты…
– Говорю, у каждого свои страхи. Не вижу смысла их стыдиться, ну или пытаться запрятать под крышу. Ладно, пойду ещё покемарю, – Вук подмигнул и вышел.
– Вот и приехали, – озадаченно покачав головой, выдохнула Шикша.
Вернувшись в комнату, Шикша поняла, что снова пить отвар нет смысла: скоро солнце встанет и начнётся поучительная суета, когда мастера на всякий лад будут вдалбливать в головы, что, например, зверобой нельзя заваривать вместе с пустырником, а опахивание совершается только бабами.
Если бы не поучения, Шикша не знала, чем бы в настоящем занималась, кем была, под каким кустом искала бы и себя, и свою честь.
– Опять поднималась, всё не успокоится, – услышала Шикша шёпот.
– Да ну её, сколько можно…
Соседки замолчали, глянули косо да вновь стали собираться на занятия: штаны, рубаха, шерстяная накидка и сапоги – потому что под горой, в непосредственной близости с камнем было промозгло и сыро. На рубахе по горлу и вокруг рукавов были чёрными нитками вышиты обережные знаки. И Шикше казалось, что именно смерть родных и тот пепел, та чернота определили её к ритуальникам, у которых чёрный цвет основной – и для напоминания, и чтобы она не смогла найти успокоения.
– Квохчут, да всё никак не снесутся, – громко произнесла Казя, и обладательницы двух говорливых языков торопливо выскочили из комнаты, словно побоялись, что их сглазят. – Ша, ну всё, не вешай нос. Эти клуши ничего не понимают…
– Почему сны до сих пор приходят? Почему не заканчиваются? – выпалила Шикша, замерев с рубахой в руках. В одной сорочке стоять зябко, но быть в трезвом уме хотелось больше, а настой из вороники и башмачка надолго мутили голову и явь.
– Тут может быть много причин: твои родные так пытаются с тобой говорить и хотят что-то тебе рассказать или предупредить, может, желают наставить или свести с ума… – Шикша испуганно глянула на Казю, отчего та торопливо затараторила. – Но вообще я думаю, что ты сама себя загоняешь в эти сны, сама зовёшь их.