Черная Принцесса: История Розы - стр. 74

для них стал. Спасителем и… Отцом, в конце-то концов! Взрослый же не по годам. Что внешне, что внутренне… Вот они и хотели… так же. Растормошил гнезда, да? Что ос, что и… птиц. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я. Нет? Когда же взрослые птицы слетали с гнезд за пропитанием и питьем, обещаясь вернуться, а их птенцов в это время брал в руки кто-то другой… они больше не возвращались домой. Ни птицы, ни птенцы. Да и не взял бы он – сами бы нашли. И, чего ради, пошли бы искать его сами и потерялись… Набрели бы на таких же продавцов жизни-смерти. А то и хуже… Не хотел он для них такого. Как и задерживаться же здесь дольше. Согласился. Но взял с них и слово – найтись с родителями… После! Но… Как ты уже, наверное, верно понял… Да и чего уж там – знаешь… Никто этого не сделал. Правильно же и… до конца. Кто, и попытавшись же всего лишь раз, сразу и навсегда отсек. А кто и не попытавшись даже. Но и у них же были свои исключительные и как считалось же ими самими верные причины на это – делать конкретно же так или не делать никак вовсе. Ох… Ну и хватит лирики, думаю. Вернемся же к…

Александр! Да. Порой, мне даже хочется назвать его солнцем… И хоть больше полуночным, правда! Но и не суть. Неважно. Ведь запах его демонической силы как энергии и сама же его способность были такими же… И если не похожими же один в один, то просто похожей на солнечный жар, сухой такой, спертый воздух душной ночи и… жареный попкорн и являющейся же светом полуночного солнца. Что, собственно, и говорило же, да, и само же за себя! Как и его четыре больших черных крыла с рваными концами перьев. И с позолотой же на них – концах первых рядов перьев. От середины и до них же – вторых, как и средних же, рядов. И полностью же уже «золотые» на последних рядах. С костяными же черными рожками наверху… И ты вполне же логично упрекнешь и даже предъявишь мне за это же самое солнце, сказав: где солнце, жар, а где и… попкорн! Но… Знаешь что! В моей голове и определенным же образом это все довольно успешно складывалось и систематизировалось… Как и синхронизировалось же! Не противясь и не противопоставляясь. Ведь от жара, духоты и возможного солнечного удара, не заставившего себя долго ждать после всего же и предшествующего, могло прийти и привидеться, почувствоваться же… всякое. А плюс еще и под парами мастерской… из всевозможных грифелей и мелков… красок и гуаши… глины и пластилина… плотно приевшихся и въевшихся… ставших же неотъемлемой частью этого самого творца и искусствоведа… да и им же самим… Тем более! Все же быть могло. Как и одновременно – не. В том числе и попкорн. Такой желтоватый и воздушный… Сладкий и поджаристый… Солнечный! Перекрыть же их не могло ничто и… никто. Да и никак! Ни духи, ни одеколоны… Ни те же самые все краски и гуаши. А и тем более пластилин с глиной… И вот вроде бы же: «Что естественно – то не безобразно». И могло же быть во всеуслышание… Но я как прикусывала, так и прикусываю… продолжаю прикусывать язык… вместе же с губами… Хоть он и так похож… И пусть же его собственные волосы и легкая щетина с бородкой не желтые как лучи… И какие-то все же… до одури светлые… русые да и почти что ведь белые… хоть и с желтинкой и… с какой-то солнечной желтизной… И не длинные… И сам же он не желтый как и то же самое