Черная Принцесса: История Розы - стр. 23

перехода. Не первого и не последнего такого же да и не такого на его пути. Отношение же все то же. Но скорее для перестраховки себя и своей «красотки». Или «ласточки», как он еще и сам же любил называть свою машину. Ведь если повзаимодействовать с прохожими, как и с водителями, как-либо он был еще готов. То отдать машину им и им же на поруки? Нет! Тот же ответ был и на вопрос внутреннего голоса: об истинной причине его такой пусть и мельком, но и проверки. И не смотрел ли он куда-то кроме дороги? Врал! Безбожно. Но то, что особого значения не придал, как и всему, собственно, было правдой. Да, он глянул на само серое кожаное сиденье. Но не из-за этого бы врал, а после и сознался, что именно на него, чем на то, что на нем стояло. Слишком много чести и одной ей – картине без стекла! Что стояла вертикально и была завешана черной плотной тканью, прикрывающей и перекрывающей весь обзор на нее, как и на ее темную позолоченную деревянную прямоугольную раму. Да и смотрел он на нее так. Чтобы только проверить – не спала ли ткань и не упала ли сама картина, треснув сама и рамой? Не хотел видеть же ее в принципе. И дольше обычного в поле своего зрения, в общем. Как саму картину, так и ту, что была изображена на ней. Зачем же возил, если так неприятно, что даже завешивал ее? Хороший вопрос. Кому, для кого и не для себя ли? Еще лучше! Но ответом всегда было: надо и хотел. А вот так ли надо и так ли хотел? Уже оставалось без ответа. Противоречил сам себе, но не мог по-другому. Время работало не на него. И если настоящее с будущим как-то еще барахтались в предсмертных конвульсиях и адской агонии. То прошлое висело тяжким грузом. Висело! Теперь же стояло позади и ждало своего часа. Чтобы вскоре вновь повиснуть и висеть опять же и на своем же законном и излюбленном месте. В кои-то веки вернулась! В которые – точнее. И снова! И с ним же.

Приметив взглядом нужный поворот и его же как съезд с дороги и на парковку, парень бросил четвертую и пятую попытки не то что дочитать, а дочитать хотя бы до точки и понять. И закрыл книгу, запахнув листы, с небольшой закладкой – подвернутым верхним правым углом листа с абзацем, на котором остановился. И таким образом вернул им их почти что и прежний вид – под полупустым титулом с несколькими черными каракулями от руки соавтора. Провел по ним большим пальцем правой руки, чуть смазав стержень, и злорадно усмехнулся, покачав головой:

– Ай-яй-яй! Как жалко… Но полно! Поздно плакать, милый друг… У всего в этом мире есть своя цена и всем воздастся по заслугам. Тебе ли не знать, дорогой братец!

Отшвырнув «томик мертвой души» в сторону переднего серого кожаного пассажирского сиденья, он взял обеими руками руль. И достигнув своей цели – дома, в котором жил. Темно-синего, почти черного стеклянного небоскреба. Состоящего будто бы из неровно стоящих друг на друге кубов. В серой стальной квадратной «сетке» как обертке, отделяющей будто только лишь тонированные окна друг от друга. С семьюдесятью девятью этажами внутри. Начал съезжать на его подземную парковку. Открыв предварительно и у въезда в нее же серую пластиковую дверь-штору с небольшого серого пластикового пульта дистанционного управления «воротами» с одной кнопкой на ключах, и проехал внутрь нее. Находясь все так же, только уже и поверх, в окружении таких же стеклянных, но сравнительно ниже и светлее высоток: в виде синей спирали, голубого усеченного конуса, серого цилиндра, зеленой шестиугольной призмы и желтого неровного сталагмита. Чтобы, будучи полностью ею поглощенным, со щелчком челюстей же двери позади себя. И пропущенным в глубокое темно-серое помещение. Под почти что гулкую и мертвую, отчего и по ощущениям какую-то холодную и морозную тишину. Прерываемую разве что шуршанием и потрескиванием мелкой гальки под колесами. Дать увезти себя все дальше и дальше от любопытных глаз. И оказаться в самом ее конце. Заняв свое «коронное место» – в самом дальнем углу от въезда и выезда. Почти что и у самого лифта с его серыми металлическими створками. Вне зоны видимости,