Чёрная нить - стр. 31
Ладонь Кира́ облепили мерцающие искры колдовства. Кубик льда сорвался с пальца в чашу с отваром. Звякнул и вынырнул на поверхность. Поплыл, огибая размокшие листья и лепестки.
– Я спросил, беседовал ли с фениксами океанид, – ответил Глен на повисший в воздухе вопрос. – Эсфирь сказала, что не беседовал. Сказала, что огневики скопом прилетели, и никто из бескрылых их не поджидал.
– Помимо цуйры, – взял слово Дил, – их сопровождал кто-либо иной? Некто, кому подвластно влиять на чужой разум?
– Сэра́ отлучался в день нападения из Танглей? – спросил Глен.
– Отлучался, – кивнул Кира́.
– Эсфирь видела лишь цуйру, – произнёс Глен.
– Насколько мне известно, цуйры лишены умения сеять раздор в мыслях и толкать существ на ложные пути, – здраво рассудил Кира́. – Их чарам подвластно лишь обманывать глаза смотрящих.
Верно. Но цуйра могла укрыть иллюзией ещё одного феникса и направить его к господину Сэра́. Хотя и такое развитие событий виделось сомнительным. Во-первых, огневикам предстояло бы отыскать мастера. Во-вторых, он даже лже-океаниду не поведал бы о расположении разведчиков из Танглей. Кому должно знать, тот знает. Кому знать не должно, не должно и спрашивать.
Да что там! Глен и его собратья распознали врага под маской иллюзии. Ужель его не распознал бы Сэра́ – воин с вековым опытом? Вдобавок о скрытности его перемещений впору было легенды слагать.
А фениксы?.. Они на авось, выходит, уповали? Поставили многоходовой замысел под угрозу, аккурат перед его воплощением бросившись на поиски океанида, который то ли дарует им нужные сведения, то ли не дарует?
Ежели бы кто-то указал фениксам на Сэра́, ежели бы сказал, мол, вон там и тут он поскачет, тогда картина худо-бедно склеилась бы. Настигли, обманули иллюзией. Сэра́ решил, что беседовал с океанидом. Вернувшись в Танглей и узнав о бойне, осознал оплошность. Осознал и… напал на наследника клана? У дворца. Под носом у владыки и стражей. Какую иллюзию цуйре должно было явить взору Сэра́, чтобы он поступил столь неосмотрительно?
Как ни крути, в выстроенной Гленом истории все вели себя как беспечные полудурки. Разбойники-фениксы – ладно, в их головах дым гуляет. Но Сэра́… Может, он и правда действовал сознательно?
Сердце подсказывало Глену, что мастер не виновен, а разум склонялся к мысли, что виновен.
Право слово, разум и сердце Глена не понимали друг друга.
– Идём во дворец. – Он хлопнул ладонью по столу и ознаменовал тем самым окончание трапезы.
***
Они рано ступили во дворец. Поднялись по парадной лестнице, увитой фестонами застывшей изморози, и зашагали мимо статуй первозданных океанидов Дэлмара и Юскола, томившихся в нишах вдоль аркадного коридора.
Предки Глена сидели в тенях на хрустальных камнях, и сабли покоились на их коленях. Глаза первых братьев ныне казались странно внимательными, а лица – непостижимо суровыми и живыми.
Дэлмар и Юскол видели каждого, кто блуждал по галереям дворца. Видели, как правители сменяли друг друга на троне. Видели павшего владыку Ваухана и трёх его сыновей: Лета́, Дуги́ и Камуса.
Юскол и Дэлмар внимали летавшим вокруг шепоткам. Ведали, что Лета́ отринул наследие предков и обернулся изменником – сошёл с намеченного Вауханом пути и потонул в чуждом для океанидов чувстве – любви. Она увлекла Лета́ на греховную дорогу, подтолкнула к Азалии – дочери Эониума.