Чёрная королева: Опасная игра - стр. 2
Да ему какое дело? Ему плевать. А вот Альбукер, зараза, зачем-то пустил её прямо в гостиную. Хоть бы чаю ей налил, что ли, или вина. Всё бы обошлось без слёз.
Рикард терпеть не мог женских истерик.
Но Альбукер, как обычно, прятался или в своей каморке за лестницей, или на кухне с кальяном полным какой-то одной ему известной таврачьей дряни, от которой режет глаза, хочется кашлять и весь дом пропах дерьмом. Но что поделать, зато он служит бесплатно, не крутится под ногами и вопросов никогда не задает. А еще – не болтает.
Женщина плакала. Не сказать, чтобы рыдала, скорее плач её был театральным, тренированным годами жизни с нелюбимым мужем и от этого еще более противным. Она прикладывала батистовый платочек с монограммой попеременно то к одному глазу, то к другому, и вздыхала так, словно вся тяжесть мира лежала на её плечах. Но платье на ней было новым, из синего маслянистого шелка, а сумочка, из бежевой кожи с золотой вышивкой, стоила не меньше пяти тысяч ланей. Дама была состоятельной. И немолодой. Да и не то, чтобы старой – скорее усталой, но следившей за собой, и поэтому возраст её был неопределенным.
Значит, все-таки дуэль. Любовник и муж? Вряд ли. Скорее, любимый сын набирается первого опыта поруганной чести.
Рик покосился на часы – как долго он проспал! А его ждет Тиба́льд. И более важные дела, чем заступаться за чьего-то отпрыска. Но все-таки… деньги тоже не помешают.
Альбукер появился из кухни с кофейником и чашками.
Надо же, и вправду переживает за него! Сподобился кофе сварить.
Дама скосила глаза на молчаливого таврака, отхлебнула из маленькой чашки и, видимо, оценила его старания – кофе был отменный. Рикард слушал гостью вполуха, заливая густым напитком отвратительный клубок в желудке, оставленный недавним кошмаром.
А ноздри до сих пор ощущали гарь. И запах паленой кожи…
Проклятье! Ему нужен свежий воздух.
– Послушайте, миледи, ближе к делу, мне всё равно, виновен ваш сын или нет, – наконец, прервал он поток объяснений, – вы платите – я дерусь.
– Но он и правда не виновен! – всхлипнула гостья.
– Я вам еще раз повторяю: мне все равно. Вы платите – я дерусь.
– Почему? Почему вы вообще это делаете? – воскликнула она и всплеснула руками.
Вот уж глупый вопрос.
– Делаю – что?
– Позволяете убить себя за незнакомого человека?
– Во-первых, я же сказал – потому что вы платите. А во-вторых, кто сказал, что я позволю себя убить?
– Но… если… вдруг… он убьет вас… я же… возьму грех на душу! Вы должны знать хотя бы за что!
Дама переживает за себя. Понятно.
– Вы так спрашиваете, миледи, как будто хотите, чтобы он всё-таки убил не меня, а вашего сына? Как-то путано, не находите?
– Нет! Нет! – и она снова прижала платочек к глазам.
Каждый раз одно и то же. У него же на лбу написано – ему плевать! Но им надо излить душу. Извиняются, что ли, заранее… Вдруг его убьют? А ей потом гореть в очищающем пламени или в смоле вариться, или куда там ещё отправляет грешниц святой отец на утренних молитвах и проповедях в храме! Можно подумать, от того, что он будет знать причину убийства, оно от этого перестанет им быть. Да и не верит он в очищающее пламя. Пламя не очищает…
Но дама снова хотела зарыдать, и он смягчился.
– Ну, хорошо, хорошо. Так что сотворил этот глупец – ваш отпрыск?
– Он не глупец, он – умный мальчик! Он в университете учится у пари́фика Си́рда, он станет астрологом! И он… он вступился за честь дамы!