Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - стр. 103
1. „Наше условие в отношении Италии то же, что и для Германии и Японии, – безоговорочная капитуляция“.
2. „Мы избегаем иметь дело с любыми проявлениями фашизма. Мы не допустим, чтобы остался хоть какой-то след фашизма“.
Не просто сочетать эти твердые обещания с небрежным тоном, каким он прокомментировал Черчиллю свои выступления по радио и на пресс-конференциях.
„У нас есть некоторые любители поспорить, которые готовы устроить шумиху по любому поводу – готовы ли мы будем признать Савойскую династию или правительство Бадольо; это те же, кто поднял шум вокруг Северной Африки. Сегодня я объяснил прессе, что мы собираемся вести переговоры с любым человеком или людьми в Италии, способными обеспечить разоружение и принять меры против беспорядков. Кроме того, я полагаю, что после заключения перемирия мы с вами сможем что-то решить относительно самоопределения Италии“.
У Черчилля не было никаких предчувствий, и он не боялся подвергнуться критике. Этот воин-консерватор в ответном послании от 31 июля заявил, что нисколько не боится признать короля и Бадольо. заранее определив, что они смогут делать исходя из требований. предъявляемых военными целями союзников. Они, добавил премьер-министр, безусловно, воспрепятствуют хаосу, большевизму и гражданскому миру, а поэтому пока он будет энергично возражать против любых заявлений относительно самоопределения.
Но в этот момент переписка между Вашингтоном и Лондоном в отношении решения политических вопросов во время и после капитуляции Италии была прервана инициативами, предпринятыми штабом Эйзенхауэра в Алжире.
Конец ознакомительного фрагмента.