Черчилль. Молодой титан - стр. 12
Новость об ухудшении здоровья королевы, – ей исполнился 81 год – уже успела широко распространиться за последние несколько дней, а теперь, когда все осознали близость конца, стало ясно, что с ее уходом нарушится и устоявшийся, привычный порядок. «Это выглядело так, словно некий монстр повернул ход истории, – писал известный историк. – Большая часть населения даже не представляла периода, когда бы королева Виктория не правила ими».
Ее смерть выглядела как одно из самых значительных событий, даже для тех, кто находился рядом с нею, кто имел возможность видеть, что она страдает и мучается не менее самого обычного человека. «Ее последние часы, – как заметил герцог Аргайлл, – вызывали такое ощущение, будто тонет огромный трехпалубный корабль. При этом она сохранила способность шутить перед тем, как затонуть».
Еще до отправления в Канаду, Черчилль видел первые сообщения о том, что королева при смерти, и даже упоминал об этом в письмах к Памеле. И хотя он не знал всех подробностей происходящего у него на родине, тем не менее, он был способен представить, какие изменения могут произойти в поствикторианском мире.
Вполне возможно, считал Уинстон, что парламент распустят и что ему в самое ближайшее время снова придется вступить в предвыборную борьбу. А это также означало, что придется отменить тур и потерять деньги, которые он мог получить за свои выступления. Несмотря на столь неудачно сложившиеся обстоятельства, он пытался небрежно шутить, обращаясь к Памеле: «Только посмотрите, как смерть королевы осложнила мои планы. Ее смерть взбудоражила не только нацию, но также и Уинстона».
Однако эта историческая драма для намеченного выступления в театре Виннипега – города, где проживало только пятьдесят тысяч жителей, – обернулась весьма удачным образом. На вечернюю лекцию Черчилля было продано более тысячи билетов, поэтому к обычным стульям пришлось приставлять добавочные в конце зала и перед оркестровой ямой. Для этих канадцев, живших так далеко и от узкого круга королевской семьи, и от аристократического общества, и членов палаты, сын лорда Рэндольфа – Уинстон Черчилль – выглядел связующей нитью, непосредственным представителем правящего класса империи. И каждый готов был потратить даже больше доллара только для того, чтобы послушать выступление человека, проделавшего пять сотен миль и предоставившего им возможность поговорить с ним именно в тот момент, когда величайшие перемены уже накрывали их с головой.
То громадное внимание, с которым встретили его лекцию, воодушевило Черчилля, поскольку его лекции по ту сторону границы проходили не столь успешно, как он надеялся. Выступления в Британии принесли ему доход, и он надеялся выручить намного больше в Америке. Однако его надежды не оправдались, и он получил чуть не вполовину меньше того, что заработал на родине. В некоторых городах публики в зале было маловато, слушала она рассеянно, а то и откровенно недоброжелательно, иной раз имело место и то, и другое. Например, в Вашингтоне из кассового сбора его выручка составила всего лишь пятьдесят долларов, в Балтиморе – тридцать пять, а в Хартфорде сумма выглядела просто позорно – десять долларов!
Многие американцы немецкого или голландского происхождения отождествляли себя с бурами, боровшимися за независимость, поэтому они без всякой симпатии взирали на молодого человека, который прославился тем, что сражался на стороне колониальной державы.