Черчилль. Биография - стр. 163
Ллойд Джордж действительно открыто предупредил Германию: «Мир ценой уступок является унижением, неприемлемым для такой великой нации, как наша». Германия расценила слова Ллойд Джорджа как «предупреждение, граничащее с угрозой». Внезапно оказалось, что война может начаться в любой момент.
Под строгим секретом, используя свою власть министра внутренних дел, Черчилль выдал ордер секретным службам заняться проверкой корреспонденции. Начали вскрывать переписку всех, кого могли подозревать в получении инструкций из Германии. «Перехваченные письма, – рассказал он Грею четыре месяца спустя, – показали, что мы являемся объектом тщательнейшего изучения со стороны германских военно-морских и сухопутных сил и что ни одна страна в мире не уделяет нам такого внимания».
В письме Грею от 25 июля Черчилль предложил: «Британия должна приложить все усилия, чтобы убедить Испанию отойти от прогерманской позиции и стать с нами добрыми друзьями. Думаю, это еще не поздно». Через два дня Черчилль написал королю, что на него произвело сильное впечатление широко распространенное среди парламентариев мнение, что Германии под угрозой применения силы следует запретить придерживаться прежнего политического курса. Асквит сделал заявление, осторожное и дружеское по форме, но сильное и жесткое по существу. Его поддержал Бальфур и лидер лейбористов Джеймс Рамси Макдональд – сдержанно, строго, хотя и предельно корректно. Больше никто не выступил. «Вполне возможно, – подвел итог Черчилль, – что этот эпизод, вслед за речью канцлера Казначейства, окажет решающее влияние на ситуацию в Европе и наверняка укрепит репутацию Британии».
На приеме в официальной резиденции премьер-министра, состоявшейся четырьмя днями позже, Черчилль в разговоре с главным комиссаром полиции узнал, что он, как министр внутренних дел, несет ответственность за сохранность всех запасов пороха для нужд флота. Три склада находились в Лондоне. Вернувшись в свой офис, Черчилль позвонил в Адмиралтейство с просьбой направить для охраны боеприпасов подразделение морских пехотинцев. Адмирал отклонил просьбу. Пораженный Черчилль позвонил в Военное министерство и убедил министра лорда Холдейна направить войска на все три склада. Он договорился, что каждый склад будет охранять рота пехоты.
Черчилль проинформировал короля: «В полночь я счел своим долгом принять дополнительные меры по обеспечению безопасности основных флотских складов боеприпасов, до тех пор находящихся под охраной столичной полиции. Только в Чаттендене и Лодж-хилле находится три пятых всего бездымного пороха для флота». Через два дня он сообщил Клементине, что склады в безопасности. Что же касается Агадира, то, полагал он, похоже, угроза спадает. Через четыре дня он писал ей: «Нет сомнений, что немцы намерены по-дружески договариваться с Францией. Они направили свою «Пантеру» в Агадир, а мы направили свою в Мэншн-хаус – результаты отличные».
Готовясь к совещанию в Комитете обороны Британской империи, Черчилль изложил свои мысли по поводу опасности, угрожающей Франции в случае нападения Германии, и о роли, которую придется сыграть Британии, чтобы не допустить поражения французов. «Немцы, – предполагал он, – на двенадцатый день войны способны перейти границу по реке Мёз. После этого французы начнут отступать к Парижу. Напор германского наступления со временем будет ослабевать. С тридцатого дня русская армия начнет оказывать давление на Восточном фронте. Британская армия сосредоточится во Фландрии. К сороковому дню войны германские силы на западе должны начать испытывать сильнейшее напряжение, как внутри страны, так и на всех фронтах. С каждым днем напряжение будет усиливаться, и им будет необходима победа любой ценой. Именно в этот момент может появиться возможность для решающего удара».