Чем пахнет дождь - стр. 3
С появлением Тимы напряжение нарастало. Свекровь недовольно поглядывала в мою сторону, пытливо расспрашивала, от кого ж внуку карие глаза достались, если у Вовы серые, у меня голубые. И оба мы русоволосые, Тима же, сразу видно, с возрастом потемнеет.
– У меня дед из Молдавии, – не обманывала я.
Дедушка действительно приехал из Молдавии, женился на бабушке и остался там, где она жила. Вот только какие у него были глаза, понятия не имела. На мутных чёрно-белых фотографиях все казались кареглазыми.
– Цыган, выходит?
– Выходит, – морщилась я, подтверждая.
Пусть цыган, хоть какое-то объяснение… генетика бессильна объяснить, пусть дед-цыган отдувается.
Вова собирался построить дом на участке родителей, пойти по стопам старшего брата Василия, трудиться, не зная отдыха. Рассказывал, как отлично мы заживём. Он будет сеять и пахать, я торговать собственноручно выращенными овощами и фруктами на базаре. У матери огород огромный, на теплицы места хватит, на грядки, на парники, которые называл «балаганами». Деньги по лёгкому сшибать начнём.
Тима пойдёт в местную школу, девятилетка, правда, зато точно «дерьма всякого толерантного» не нахватается. Ещё родим пацана, лучше двоих или троих, чтобы род продолжить, не только же Василию каждый год по ребёнку клепать, мы не хуже, а то вообще девку притараканим – именно таким словом, «притараканим», – вот все удивятся-то! Никогда девочек не было, у нас появится!
Только я отлично понимала, что никакой дом Вова не построит, пахать наравне с Василием не станет, продолжит пить горькую до невменяемого состояния, отлёживаться и снова пить. Я буду торговать на базаре овощами, но не теми, что вырастил муж, а с огорода свёкров, попаду в полную зависимость, придётся отрабатывать, да и не сядешь на их шее за компанию с мужем. Стану есть борщ трижды в день, и самое страшное – действительно рожу. От алкоголика!
Итог семейной жизни оказался банальным: я вернулась в коммунальную квартиру в центре Питера, к родителям, имея на руках пятилетнего сына, небольшую сумму денег, несколько коробок и чемоданов вещей, смешной опыт работы и нулевые перспективы на будущее.
Долго размышлять о житье-бытье не получилось, Тима дёрнул за руку, ухватившись крепкой, как у отца, ладошкой.
Зажмурилась, прогнала горький морок. Просто переезд, родные стены, нахлынувшие воспоминания, растревоженная переменами нервная система, перегрузка эмоций, поэтому мечутся мысли, не дают покоя сердцу. Скоро всё пройдёт.
Лифт, в нашем случае двухместная гремящая кабинка с распашными дверцами и грохочущая на всю парадную металлическая дверь, не работал. Обычная история, кто-нибудь не защёлкнет тугой замок, лифт стоит, как привязанный, на этаже, где вышел последний пассажир.
Ничего страшного, всего-то пять этажей с огромными лестничными площадками между пролётами, с высокими окнами и метровыми подоконниками. Красно-белая плитка на полу, дореволюционная, каким-то чудом не сбитая за век, деревянные, полукруглые перилла. Остатки лепнины, как попало заляпанные слоями штукатурки, на потолке и стенах. Всё привычное, родное, будто никуда не уезжала, даже спёртый воздух центра, поднимающийся от асфальта двора-колодца, тот же самый.
– Добрый день! – звонко произнёс Тима на четвёртом этаже. – Ой, утро! – тут же поправился, скосив на меня взгляд.