Чем пахнет дождь - стр. 27
Тиме было плохо видно, мы пытались просочиться сквозь толпу, чтобы устроиться у гранитного парапета, пропускали неохотно, но мы упорно двигались к цели. Приходилось крепко держать сынишку за руку и плечо, боялась, что потеряется. Тима послушный, покладистый мальчик, он редко хулиганил, никогда не убегал от меня, но толпа – есть толпа.
Взять на руки крепыша я могла, но в последний год это становилось сложнее и сложнее. И в кого только уродился таким крепышом? Впрочем, я точно знала – в кого.
В какой-то момент Тима устал от столпотворения. Выросший в маленьком военном городке, где самая большая очередь выстраивалась на качели в соседском дворе, он вконец растерялся и захныкал от того, что ему ничего не видно, и это самый дурацкий День ВМФ в мире. Как я ни пыталась приободрить сынишку, ничего не выходило. Тима хмурился и обижался на всё на свете.
Нужно было выбраться из столпотворения, идти в сторону дома, по пути зайти в кафе, чтобы порцией мороженого или пиццей смыть негативные впечатления. Однако я понимала, что уйдя сейчас, Тима позже опомнится и начнёт жалеть, что не досмотрел парад. А второй пройдёт только в следующем году.
– Мама, а там папа? – вдруг спросил Тима, показывая рукой на сторожевой корабль. – Его отпустят сегодня к нам в гости, да? – в глазёнках вспыхнула неподдельная надежда. – Хочу к папе! – заныл он.
Захотелось нахлестать себя по щекам. Ради какой сакральной цели я упорно сохраняла брак? Верила в «долго и счастливо» с Вовой, что он станет хорошим отцом Тиму? Ни во что я не верила, – призналась себе. Плыла по течению и приплыла в итоге.
– Тима, – сказала громко, стараясь перекричать толпу и голос диктора, разносящийся над гладью волн. – Папа в кругосветном плавании, он сейчас на экваторе. Ты знаешь, что такое экватор? – попыталась перевести я тему.
– Экватор – это воображаемая линия, которая делит Землю на Южное и Северное полушарие.
– А мы в каком полушарии живём? – подхватила я, проталкиваясь на несколько шагов вперёд.
– Северном, – машинально ответил Тима. – Я хочу к папе, и я ничего не вижу, и пить я тоже хочу…
– Насчёт папы не знаю, если он на экваторе, – услышала я знакомый до ледяных мурашек голос. – А с попить и увидеть проблем нет.
С этими словами Тиму ловко подхватили, водрузили на широкие мужские плечи. Меня оберегающе обняла огромная рука, покрытая тёмными волосками, с массивными часами на запястье.
– Эльбрус! – весело взвизгнул Тима, обхватив голову мужчины, который крепко держал его.
– Привет, Тимур, – спокойно ответил Эльбрус, заставляя меня в ужасе застыть. – Открой воду и дай сыну, – он посмотрел на меня, показывая взглядом на небольшую сумку через плечо с указанием недемократического бренда на ремне-стропе.
Как под гипнозом открыла молнию, нырнула пальцами в кожаное нутро, выудила маленькую баночку кока-колы. Протянула Тиму, открыв. Вообще-то, я должна была отказаться. От помощи. От воды. От всего. Но не отказалась, словно Эльбрус парализовал мою волю. Он и парализовал. Рядом с ним я становилась безвольной куклой, глупой, верящей в сказки о вечной любви, верности, долго, счастливо и в один день.
Тима выхватил баночку с напитком, устроился на плечах, как на удобном кресле, уставился на корабли и начал вываливать информацию о военной мощи, водоизмещении, вооружении каждого проходящего судна. Нашёл благодарного слушателя, коим я, по мнению сына, не являлась.