Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок - стр. 36
Это поспешное решение, которое привело к смене моего основного предмета, изменило и всю мою дальнейшую жизнь. Оглядываясь назад, можно сказать, что это было к лучшему, так как мои интересы и мое будущее были связаны с физикой и математикой. Несколько десятилетий спустя, когда я изучал идеи о продлении жизни и сохранении здоровья, и мне понадобились знания по органической химии, я выучил ее по мере необходимости.
В конце этого учебного года я перешел в УКЛА[31], хотя этот университет и уступал тогда Беркли по уровню преподавания математики и физики. В Беркли у меня так и не появилось близких друзей, и мне было там неуютно и одиноко, а в Южной Калифорнии все было мне знакомо. Там я мог рассчитывать на эмоциональную поддержку моего учителя Джека Чессона, почти заменившего мне родителей, и двух лучших друзей, моих одноклассников Дика Клера и Джима Харта; с ними я чувствовал себя на своем месте. К тому же жилищные условия на севере были ужасны. Во втором семестре я жил в студенческом кооперативном общежитии. Это было гораздо дешевле, чем все прочие варианты жилья с пансионом. Насколько я помню, общежитие называлось Клойн-Корт. Поскольку я был там новичком, меня поселили в худшей комнате, пятиместной, с несколькими входами. Все время, днем и ночью, кто-нибудь приходил и уходил. Работать там было невозможно. Спать тоже.
Важнее всего было то, что моя стипендия на обучение в Калифорнийском университете действовала и в УКЛА. Оказавшись там, я поселился в доме Университетской кооперативной жилищной ассоциации – еще одном независимом студенческом общежитии. Ассоциация была частью общеамериканского кооперативного движения и, как и кооператив в Беркли, представляла собой ООН в миниатюре – там были студенты со всего света. Мое отделение, которому принадлежали тогда два здания, Робисон-холл и Лэндфер-хауз, было основано во время Великой депрессии несколькими студентами, объединившимися для учебы в УКЛА. К моменту моего приезда в ассоциации состояло уже 150 человек.
Одной из первых, с кем я познакомился этой осенью 1950 года, была Вивиан Синетар. Это была стройная, красивая блондинка, учившаяся на отделении английской литературы. Но замечательнее всего было то, что она была очень умна. Она тоже перешла в УКЛА на втором курсе, из Городского колледжа Лос-Анджелеса. Мы познакомились в студенческой группе, которая выступала за равное отношение к людям всех религиозных верований, этнических групп и политических воззрений. Мы оба любили писать и вызвались издавать газету этой группы.
Одно из проявлений несправедливости по отношению к студентам состояло в том, что ни один парикмахер этого района не соглашался стричь наших чернокожих друзей. Курс истории Гражданской войны на старших курсах УКЛА читал пожилой профессор, утверждавший, что рабовладельческое общество Южных штатов было счастливой системой всеобщего благосостояния, заботившейся об обездоленных чернокожих. Мы с Вивиан раздали сотни экземпляров листовки, изобличающей такое, по нашему мнению, отвратительное искажение истории. Разъяренный профессор посвятил защите своих взглядов целую лекцию, в которой он обличал трусливо скрывающих свои имена авторов листовки. Однако ее авторы не видели смысла в саморазоблачении, которое могло кончиться отчислением из университета.