Человеческое тело - стр. 19
– В каком смысле где как?
– Например, в Венето дают сразу. – Ди Сальво щелкает пальцами. – Хотя в Беллуно – нет. Надо ехать южнее – туда, где много студенток. Студентки – настоящие оторвы. Однажды я был в Падуе, за неделю трех перетрахал.
Йетри запоминает в уме места и цифры. Падуя. Трое. Вернется домой – обязательно туда смотает.
– А ты знал, что все студентки бреются?
– Зачем?
Ди Сальво сплевывает, засыпает плевок песком.
– Мода такая. И потом так гигиеничнее.
Йетри охватывают сомнения. Он ни разу не видел женщины с бритым лобком, разве что на видео в Интернете, ну и маленьких девочек на море. Он не уверен, что, увидев такое, не растеряется.
Афганцы бьются лбом о пыль, словно пытаясь зарыться в нее с головой. Йетри снова хочется встать на колени, проделать все вместе с ними и понять, что они чувствуют. Ди Сальво выгибает спину, крутит шеей, зевает. Солнце нещадно жарит. У Йетри в рюкзаке есть защитный крем, но он не умеет им мазаться, а просить помощи у товарища не хочет. Солдаты не мажут друг другу спину кремом.
– Ты только прикинь! Приехать бы сюда, когда не будет войны, и прокатиться по всей стране вместе с какой-нибудь девчонкой! – мечтает Ди Сальво. – Курить листья марихуаны, сорванные прямо с куста!
– Здорово!
– Куда уж лучше!
Он подходит к Йетри.
– А сам-то ты куришь?
Тот растерянно глядит на сигарету у себя в руке.
– Да я не про это, тормоз! Я про траву.
Йетри кивает:
– Пробовал пару раз.
Ди Сальво обнимает его за голые плечи. Кожа у него на удивление прохладная.
– Абиба помнишь?
– Переводчика?
– Ага.
– У него есть трава.
– А ты откуда знаешь?
– Неважно. Хочешь – пошли со мной. Заплатим пополам. На десять евро тебе дадут вот такой мешок! – Ди Сальво рисует руками огромный шар.
– Ты сбрендил? Если нас застукают, нам каюк.
– Да кто нас застукает? Капитан Мазьеро разве нюхает, чем пахнет у тебя изо рта?
– Нет, – соглашается Йетри.
– Здесь трава не такая, как у нас. Здесь настоящая, она просто вау! – Ди Сальво еще сильнее стискивает ему шею, прижимаясь губами к уху, его дыхание не намного горячее воздуха. – Послушай! У Абиба в палатке стоит маленькая деревянная статуэтка, божок, которому молится его племя, видал такие? Квадратная башка и тело, выпученные глаза. Это местная древность, Абибу ее дед подарил. Он мне рассказывал про нее, но я тогда накурился и ничего не запомнил. Ну вот. Эта статуя глядит на тебя нарисованными желтым глазищами. В последний раз, когда я курил траву у Абиба и смотрел на статую, а она смотрела на меня, меня вдруг – бам! – пробрало, и я понял, что эта статуя и есть смерть. Я глядел в лицо смерти!
– Смерти?
– Ну да, смерти. Но она не такая, как мы ее себе представляем. Не злая. Спокойная, так что тебе не страшно. Ну, равнодушная, что ли… Ей было на меня наплевать. Просто глядела и все.
– А почему ты решил, что это смерть? Тебе Абиб сказал?
– Да нет, я это знал. Вернее, до меня потом дошло, когда я уже вышел из палатки. Во мне было столько силы, но только какой-то особенной силы. Совсем не похоже на то, как бывает, когда накуришься и потом чувствуешь себя разбитым. Голова ясная, сосредоточенная. Я взглянул в лицо смерти, а чувствовал себя прекрасно. А потом, слушай, знаешь, что было? Прохожу я мимо флага, ну, на главной башне, помнишь? Флаг развевался, потому что в тот день был ветер, и тут я… не знаю, как сказать. Я чувствовал, как развевается флаг, понятно? Не в том смысле, что я увидел флаг. Я это и правда чувствовал. Я был и ветром, и флагом.