Человеческий фактор - стр. 21
– Ну, ничего, разберемся, во всем разберемся и со всеми разберемся, – бормотал он, глядя в мутное стекло электрички. – Разберемся, дорогие товарищи, разберемся, уважаемые господа… И недолго ждать осталось.
Задевало Епихина и то, как к нему относились рабочие – они попросту его в упор не видели. По любому вопросу обращались или к Долгову, или, в крайнем случае, к бухгалтеру, прекрасно понимая, что Катя не просто бухгалтер, а еще и жена Долгова.
А Епихин…
Ну что Епихин, о чем с ним говорить-то?
Не о чем с ним говорить.
Как-то Епихин, не сдержавшись, все это высказал Долгову, чем поверг того в изумление.
– Валя! – воскликнул он. – Не понимаю! Мы же договорились, что производство на мне. Тебе хочется ковыряться во всех этих проблемах? Я же не лезу к твоим снабженцам, оптовикам, торгашам! Ты возишься с ними и возись. Согласен? Ну, скажи, что согласен!
– Так-то оно так, да вот только…
– Не пудри себе мозги! И не бери в голову! Если рабочие сунутся к тебе со своими болячками – ты первый взвоешь! Попросту взвоешь. Собирайся лучше в Польшу – у них ткани приличные и цена божеская! У нас скоро диваны обивать нечем будет. Я дам тебе адреса, пошатайся там, только осторожней, публика вороватая… Помнишь, у нас как-то была ткань с высоким ворсом да еще и в полосочку… Те диваны за две недели ушли! Вот такую ткань ты должен найти кровь из носу. Заметано?
– Когда?
– В понедельник. Там и загрузись, на машине вернешься, чтоб по дороге ничего не случилось.
– А что может случиться?
– Когда имеешь дело с поляками… Все, что угодно, может случиться. Утруска, усушка, может оказаться, что привезешь совсем не тот материал, который отобрал, оплатил и сам загрузил. Заметано?
– Так пломбы же, – попробовал возразить Епихин.
– Валя! – расхохотался Долгов, как всегда, неожиданно и некстати. – Пломбу ставят люди. Люди их и снимают. Люди ставят новые пломбы, еще краше прежних! Я так понимаю – если наши на луну слетали, то и пломбы сообразят, как потревожить. Заметано?
– Деньги.
– Сегодня нету, но я Кате уже дал команду. Дня через два-три получишь. А пока вертись на собственных накоплениях.
– Там тех накоплений…
– Не ворчи, Валя. Через три дня восполнишь свой тайничок, сундучок, чулок или где ты их прячешь!
Такой вот разговор состоялся у Епихина с начальством и, как всегда, оставил чувство тягостное и даже с ноткой оскорбленности. Это надо признать – Епихин частенько чувствовал себя оскорбленным и далеко не всегда для этого был повод. Он мог обидеться на машину, которая обрызгала его водой из лужи, на кошку, которая некстати дорогу перебежала, обижался он и на красивую девушку Жанну, хотя ей свои обиды не высказывал, в себе носил, пока они не рассасывались, как может рассосаться доброкачественная опухоль.
Все было, как обычно, – Фатима смуглой своей дагестанской улыбкой блистала за стойкой бара, к вечеру постепенно подходили постоянные посетители, рассаживались за любимые свои столики, издалека показывая Фатиме, чего они хотят и сколько – кому большой бокал, кому маленький, а кто-то решается на стопку водки. Жесты знакомы, всем понятны. Многие здороваются, хотя нигде, кроме этой забегаловки в полуподвале у Белорусского вокзала, не встречаются.
Пришел Епихин.
Еще от входа помахал Фатиме рукой, показал растопыренной ладонью, что бокал ему нужен один, большой, а пиво, как обычно, – «Невское светлое». Фатима кивнула, жестом спросила, нужны ли фисташки, Епихин развел руки в стороны, мол, а как же иначе, что же это за пиво без фисташек. Фатима показала баночку – дескать, фисташки будут получше, порция побольше и, конечно, подороже. Епихин в ответ кивнул – конечно, давай, где наша не пропадала. И сел за свой давно уже облюбованный столик в углу.