Человеческая стая - стр. 9

Мать что-то крикнула, но Поля была поглощена чувством, что уменьшается до крошечных размеров, поэтому не расслышала. Ремень вдруг исчез из ограниченного столешницей поля зрения. Дочь видела только ноги матери в аккуратных домашних тапочках. Они развернулись к двери и удалились. На кухне зашуршало и загремело. Хлопнула дверца холодильника. Мать расставляла покупки по местам.

А потом всё затихло. Поля старалась не шевелиться и дышать бесшумно. Обычно, когда мама злилась, хотелось, чтобы та скорее успокоилась, обняла её и всё стало как прежде. Но в этот раз было иначе. Поля чувствовала свою беззащитность впервые, и мама, которая всегда и от всего её защищала, теперь оказалась угрозой. Поля не понимала. В этот момент она словно и не любила мать. Но в то же время любила.

Шли долгие минуты. Поле хотелось есть, но она упрямо не вылезала из своего укрытия. За стеной загремели кастрюли. Мама разогревала суп.

– Поля, иди есть! Голодная же! – раздалось из кухни. Но Поля не шевельнулась.

Тогда послышались шаги, дверь комнаты со скрипом открылась – петли давно никто не смазывал. Поля увидела приближающиеся ноги всё в тех же тапках. Ноги поколебались у входа и решительно направились к столу. Вдруг взору Поли предстало мамино лицо: та опустилась на корточки.

– Ну, иди сюда, – примирительно сказала мама, но Поля не двинулась.

– Иди, не бойся, – голос звучал спокойно, обыкновенно, ласково. – Извини меня, дочь.

Поля сама не поняла, как вылетела из-под стола и очутилась в крепких маминых объятиях. Оказалось, именно этого ей хотелось, а не уменьшиться до крохотных размеров и сидеть под батареей. А мама пояснила, прижимая Полю к себе:

– Видишь ли, Поля, дело в том, что я не могу сейчас купить тебе новые галоши. Мы с тобой не рассчитывали на вторую обувь этой зимой. Я ещё и бабушке твоей должна, а долг отдать не могу. Я что-нибудь придумаю. А ты, пожалуйста, постарайся быть повнимательнее и ничего не терять.

– Хорошо, мама, – прошептала Поля, а к горлу почему-то подступили слёзы, и она всхлипнула, снова абсолютно доверяя матери свою боль.

– Я люблю тебя, Поля, – сказала мама. – И никогда я не стала бы тебя по-настоящему бить.

1990—1991 гг.

Поля сидела на единственной свободной табуретке, робко ухватившись ладонями за её ножки, словно от этого положение девочки в комнате бабушки Насти могло упрочиться. В этот понедельник маленькая бабушкина квартирка превратилась в сложную систему фортификационных сооружений. Большой стол был раздвинут и приставлен к дивану. От окна ко входу протянулись бельевые верёвки. На них крепились запасные занавески бабушки Насти и новые простыни, прежде с любовью и некоторым благоговением отложенные до лучших времён. На антресолях чего только не нашлось. Бабушка Настя всё это с удовольствием пожертвовала для игр своим старшим внукам. Она так ждала их.

Задолго до дня приезда старших внуков она начала рассказывать Поле, что скоро познакомит её с мальчиками. Обещала, что им непременно будет весело играть втроём. Бабушка лучилась счастьем ожидания, и Поля тоже принялась ждать таинственных внуков.

Но многого не понимала.

– Мам, ну если они внуки бабушки Насти, то они же твои дети? – спрашивала она.

– У твоей бабушки, Поля, есть ещё одна дочь, – говорила мать. Губы её раздражённо подрагивали, и Поля боялась задавать вопросы. Мать могла накричать и назвать её желание разобраться глупостью. Поля уже знала, что у неё есть папины гены, из-за которых она так часто всё делает неправильно.