Человеческая оболочка - стр. 46
Кромсая одну из серых накидок на утеплитель для Айзека, Юрий удивлялся, насколько качественно и ладно сделана серая ткань. Вроде тонкая, а такая пушистая и теплая. Это позволяло избавиться от кучи слежавшегося пуха в утеплении штанов, сделав их чуточку легче и подвижнее. Правда теперь придется подматывать к ним боты куда крепче, чтобы снег и ветер не залетали.
Родной дом Айзек так и не посетил. Не посетил то ли оттого, что брать там было в дорогу особо нечего, то ли оттого, что сам был занят приготовлениями. В очередной раз полируя свою маску от царапин и замутненности, он наблюдал, как Артем ковыряется в ветряках, сидя на спрессованном снегу, по новой скручивая провода на стыке с накопителем энергии. Люди в городке были заняты своими делами: чистили снег, налетевший на тропинки, протирали стеклянные крыши теплиц от сажи, выкладывали то, что могло бы пригодиться каравану.
Тревога в сердце юноши росла с каждой минутой ожидания сигнала о приближении торговцев. Айзек видел вереницу техники лишь издалека, редко приближаясь к ним. Юрий говорил, что если подойти к ним слишком близко, когда они мчатся через заснеженную пустыню, то могут и пристрелить. Никому не охота рисковать ценным грузом. Намного проще ликвидировать угрозу и забыть себе. Именно поэтому Айзек всегда представлял их как кучу огромных мужиков, до зубов вооруженных и готовых вести бой в любую минуту.
Когда на горизонте замаячили столбы черного дыма, приготовления были закончены. Все причастные уже переместились за пределы города, в место, куда обычно причаливает торговец. Айзек стоял и смотрел вдаль, как от вереницы машин отделяется одна и, высекая огромные клубы черной копоти, мчится прямо на них, разрезая снег острым клювом-ковшом. Чем ближе подбиралась машина, тем массивнее она становилась, и парень от удивления даже сделал пару шагов назад, где в спину его встретила рука Артема.
– Не ссы. Все нормально.
Огромные стальные гусеницы перемалывали снег, прессуя его чуть ли не до состояния льда. Кабина, по размерам едва ли меньше дома, была облеплена листами брони, а окна завешаны сеткой поверх толстенного стекла, с прорезанной узкой бойницей посередине. Нос машины был увенчан клин-ковшом, закрепленным на цилиндрах гидравлического привода, позволяя ему менять свое положение над землей, не давая зарывать машину в резкие сугробы. Целая пачка прожекторов висела на черно-рыжей кабине, прямо над стеклом водителя, готовая выжигать кромешную темноту ночи. Все это дело гремело и тарахтело как самое настоящее движущееся землетрясение.
За длинной кабиной, в которой судя по паре боковых окон умещалось целое жилище, располагалась силовая установка. Массивный, весь измазанный сажей и маслом, двигатель ритмично стучал, и как только машина остановилась, мотор тряхнуло, и он замолк.
Хоть Айзек и не видел, как эта гремящая штуковина передает силу на гусеницы машины, но он примерно представлял кучу валов, которые распределяют усилие на все приводные звезды тягача. И на ведущую гусеницу самой машины, и на треугольную рулевую гусеницу, и даже на гусеницу прицепа-цистерны, которая диаметром была выше человеческого роста, а длинной достигала десяти метров. Такая же черно-рыжая бочка была с явными следами коррозии и подтеков маслянистой жидкости. Она давила на снег сильнее, чем весь тягач впереди нее. То, что везли там, было невероятно тяжелым.