Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война - стр. 11

. Чеченцы приняли этот вызов – и разбили российскую регулярную армию, причем «по правилам» (fair and square). Поэтому их триумф является напоминанием о том, что, поскольку для отдельного сражающегося солдата война очень часто сводится к проверке его духа и моральных устоев, победа «цивилизованной» и «современной» стороны никогда не является само собой разумеющейся. И в будущем еще найдется место для новых поражений, таких как при Адуа и Литтл Бигхорне[9].

Таким образом, в задачи книги входит, с одной стороны, обозначить это «столкновение цивилизаций», а с другой – сделать небольшой, но, надеюсь, полезный вклад в продолжающуюся академическую дискуссию о происхождении наций и национализма. Если говорить начистоту, то, сохраняя, как я надеюсь, надлежащую исследовательскую и журналистскую объективность, я также хотел выразить почтение храбрости и стойкости чеченского народа, которым я начал глубоко восхищаться.

Главным образом эта книга – а также, я бы сказал, большинство самих фактов – ставит под сомнение три тесно взаимосвязанных и крайне влиятельных направления западной мысли по поводу России. Первое из них ассоциируется прежде всего с профессором Ричардом Пайпсом (недавно он, кажется, изменил свою позицию, и теперь, как представляется, признает, что судьба России может быть неуникальной и сопоставимой с судьбой, например, различных латиноамериканских стран), но имеет широкое распространение в академических, журналистских и правительственных кругах. Представители этого направления усматривают глубокую преемственность, характерную и, возможно, ставшую определяющим фактором для всего хода российской истории от средних веков до царской империи, СССР и постсоветского настоящего. Второе направление, которое в значительной степени происходит от первого, рассматривает русских и русскую культуру как глубоко, извечно и первозданно империалистические, агрессивные и экспансионистские феномены.

Третье направление кажется абсолютно противоположным первым двум, но в действительности часто играет им на руку. Речь идет о подходе, характерном для наиболее оптимистичных западных экономических комментаторов событий в России, таких как Андерс Ослунд и Ричард Лейард, которые отрицают, что русская история и особенные характеристики современной России имеют первостепенную значимость, когда дело касается природы и прогресса российских реформ. Напротив, они утверждают, что Россия вполне встала на путь превращения в «нормальную» страну. Голоса многих из них после августа 1998 года примечательным образом притихли, что демонстрирует тщетность их надежд, однако в предшествующие годы в значительной части западных исследований преобладал именно их подход.

Проанализируем эти подходы поочередно. В своей статье 1996 года профессор Пайпс писал о явно устойчивой и неизменной «российской политической культуре», следствием которой стали как принятие ленинистской формы марксизма в 1917 году, так и проблемы российской демократии в 1996 году – как будто эта культура не изменилась за последние 80 лет, а голосование обычных россиян за коммунистов в 1996 году было мотивировано теми же настроениями, которые двигали ленинской Красной гвардией^>3.

Подобный подход ведет к крайне скептическому отношению к способности России когда-нибудь стать «нормальной» страной – «нормальной», разумеется, в смысле страны, расположенной в северо-западной части Северного полушария последней четверти XX века.