Размер шрифта
-
+

Часы Цубриггена. Безликий - стр. 10

«Великая эпоха! Сейчас так не играют!» – любит говорить Йошка.

Так то коллекции обычных людей, а Серафима не совсем обычный человек, а точнее не человек уже вовсе. В комнатах Серафимы Петровны не пылятся стопки журналов, на стенах не кучерявятся журнальные вырезки, в ее гостиной почти нет книг, что вызывает неизменное удивление Аннушки, она пыталась заразить всех научно-техническим недугом. Фима увлекается кружевоплетением. Стены небольшой квартиры на втором этаже, спальню и смежную с ней гостиную с большим двустворчатым окном, выходящим в тихий арбатский переулок, украшают кружевные панно. Кружева здесь повсюду, на стенах в рамочках, на сложенных в пирамидку подушках, на обеденном столе, на комоде под «семейными фотографиями», на этажерках под фикусами и декабристами.

– И хватает тебе терпения, Фимушка, коклюшками греметь, – причитает Анна Сергеевна, – смотри, куда человеческий прогресс рванул! На какие высоты! В космос полетели! Глядишь, схватим Бога за бороду.

Аннушка, дочь наркома Куприянова, хороший человек, правда, неисправимая материалистка. Серафима с ней никогда не спорит, улыбается, «гремит коклюшками» и плетёт – плетёт свои кружева. Позавчера, вчера, сегодня, завтра, каждый день она будет плести человечьи судьбы. У нее тоже есть своя коллекция воспоминаний – спасенных и потерянных душ. Потерянных мало, но они есть. И каждую свою ошибку Сима помнит очень хорошо и старается не повторять.

Воспоминания толпятся у кресла, приятные у правого подлокотника, грустные у левого. Спасенные души собираются ближе к свету, хихикают за оконными занавесками, а потерянные прячутся в темном углу, за шифоньером. Они всегда молчат. Но иногда одна из потеряшек подкрадывается к креслу и шкодит, путает коклюшки, завязывает на узоре лишние узелки. Фима не злится. Подвигает ближе лампу, распускает пряжу и начинает плести все заново.

Последнее время в зону попечительства Серафимы попали двое: тринадцатилетняя школьница Оля Петрова и стритрейсерша Анна Хлопова, девушка двадцати двух лет. Школьница прыгнула с крыши девятиэтажного дома, по «счастливой» случайности, точнее с ангельской помощью, упала в густые сиреневые кусты, сломала крестец, обе берцовые кости, осталась жива, но сама ходить уже не сможет. Лихачка догонялась до аварии на Можайском шоссе. Отделалась переломом ноги и двух ребер. Хранитель Хлоповой сам оказался отчаянным экстремалом, сноубордистом, при жизни сорвавшимся в пропасть. Серафима поставила парню «на вид», тот обещал исправиться, но, скорее всего, соврал.

Если лихачка сама на себя беду накликала, то за « попрыгунью» крепко постарались. Кто и зачем вел бедную девочку на крышу дома, Серафима видела смутно, нити уходили в туман к безликой и бесформенной фигуре. Абсолютно темной. Произошедшая трагедия находилось вне зоны допуска и вмешательства Фимы. И как бы она не хотела узнать причину, дальше разговора с хранителем дела не шло. Хранитель девочки, бывший врач-эпидемиолог, погибший от малярии, ответственный, мечтающий о кураторстве инфекционного госпиталя, сам бы в замешательстве, он чувствовал смертельную опасность, но не видел ее источника. «Некто» умело прятался и заметал следы. Подобное «мошенничество», затуманивание, ослепление, морок, случись впервые, и Серафима очень хотела докопаться до истины – изловить злого фокусника.

Страница 10