Частный визит в Париж - стр. 38
– Мадлен? – вопросительно произнес Реми.
– Наверное, – ответил Максим. – Я ее никогда не видел.
На обороте фотографий были комментарии типа: «Деревня Сен-Поль», «Каньон реки Вердон» – и даты этого лета. Фотографии Сони не были подписаны.
– А у вас? – спросил Максим.
Реми пожал плечами. Несколько открыток с видами от Сони из Италии и от Мадлен с юга; ежедневник с короткими нерегулярными записями, касающимися расписания съемок или встреч с врачом, массажистом или с Соней. Адресной книжки не было. Документов тоже. Ничего из того, что обычно носят при себе. Все это было у Арно, с Арно, там, где был он сам… Только вот где?
– А здесь что? – спросил Реми, указывая на туалетный столик.
– Ничего особенного… Я туда заглядывал из любопытства, – начал несколько смущенно Максим, – там очки, часы…
Но Реми уже открыл ящички. В одном из них он нашел старые часы на кожаном ремне, старые очки с болтающейся дужкой, золотую цепочку, мужской потемневший серебряный браслет, бирку «Эр Франс», какие-то разрозненные ключики…
Реми снова склонился над ежедневником и спустя пару минут указал ему пальцем на строчку: «Письмо Максиму». Запись была сделана дней за десять до приезда Максима.
– Вы не знаете, о чем речь?
Максим пожал плечами:
– Наверное, дядя сделал пометку, чтобы не забыть мне написать письмо?
– Вы получили перед отъездом от него письмо?
– Нет, – подумав, сказал Максим, – перед моим отъездом мы только созванивались. Все долгие разговоры отложили до встречи…
– Сколько идут письма в Москву?
– Недели три.
– Следовательно, ваш дядя вряд ли собирался вам отправлять письмо за десять дней до вашего приезда. Что же, по-вашему, Арно имел в виду под словами «письмо Максиму»?
– Не знаю. Может, он что-то хотел написать мне, но потом сообразил, что письмо не успеет дойти, и не написал?
Реми перелистал ежедневник за текущий год.
– Сколько вы получили писем с начала этого года от дяди?
– Три. Нет, кажется, четыре.
– Какие месяцы, помните?
– В сентябре, съемки у Вадима уже начались, он мне писал о начале работы; до этого в мае или июне, еще одно в начале весны… С Рождеством поздравление.
Реми листал ежедневник. Максим ждал.
– Нигде нет никаких пометок о письмах. Только одна-единственная, за десять дней до вашего приезда. Вы не находите это странным?
– Не знаю, не очень. А вы находите?
– Когда вы вошли в эту квартиру первый раз, здесь не было какого-либо письма, оставленного Арно на ваше имя?
– Вот вы о чем подумали… Нет. Не находил.
– Здесь ваши письма к месье Дору. Я могу их прочитать?
– Прошу вас. Там нет ничего интимного.
Реми погрузился в чтение писем. Максим понес кофейные чашки на кухню, вымыл, вытер, вернулся, сел напротив Реми, закурил сигарету…
– Значит, это ваше наследство, вот этот столик? О нем речь идет?
– Он самый…
– Месье Дор оформил свое завещание?
– Я не знаю. Дядя писал, что сделает мне на этот столик бумаги. Но сделал ли – не знаю.
– Но склонны думать, что сделал?
– Да нет… Не знаю. Дядя писал – вы ведь прочитали письма, – что хочет сделать к моему приезду. Но мы на эту тему не успели переговорить.
– Ни слова?
– Ни слова. Почему такой странный вопрос?
– Когда я в кабинете спросил, есть ли у месье Дора ценности, вы мне не ответили. Я делаю вывод, что вы считали, что данная ценность принадлежит уже вам, а не ему.