Частная коллекция ошибок - стр. 3

– Подумаешь, Коровин в коллекции какого-то провинциального банкира сомнительный. Вот невидаль! Я верю, картина скверная, но реветь из-за этого? – спокойно продолжил Самоваров. – Брось! Коровин был плодовит, как кролик. Имел он право в бешеной текучке своей жизни написать пару-тройку плохих вещей? Неудачи бывают у всякого. А Каменев? Тот вообще пил горькую! Наверняка был в запое, когда писал твою картину. И написал-таки, и продал, каналья. То, что обе эти дряни попали в коллекцию Галашина, – чистое совпадение. А мировые шедевры давно в музеях висят.

– Нет, ты не понимаешь! – вскричала Ольга, заламывая белые крупитчатые руки. – Я вела эту коллекцию. Я обеспечивала экспертное сопровождение. Вещи для Галашина я ездила смотреть и подбирать в Москву! В Питер, в Прагу, в Вену! Каждый месяц как эксперт я от него получала… Да не важно сколько! Плюс комиссионные…

– И в чем проблема?

– А в том, что я купилась на все это! Я втянулась! Я перестала бояться, перестраховываться. Я стала жадной и неразборчивой. Я знала вкусы Галашина и всегда старалась подсунуть что-то лакомое.

– Фальшак?

– И ты туда же! О, я была уверена, что нет. Вернее, почти уверена… Это вещи с безупречным провенансом[4]. Да, из анонимных частных коллекций, но сами по себе бесспорные, поверь!

– Если бесспорные, к чему продавцам темнить? Кто эти анонимы? – спросил Самоваров.

– В основном потомки эмигрантов первой волны. Люди в Европе, знаешь ли, не любят афишировать, что разорились, что дела идут хуже, и приходится все распродавать. Аристократы горды. Это так понятно! Плохо другое: то, что я делала, стоило дорого, очень дорого…

– И на здоровье! Галашин ни хрена не смыслит в живописи. Он рад своим картинкам, как дитя. Чего ты так переполошилась?

– Слишком много Коровиных, – мрачно изрекла Ольга. – Позавчера мне прислали один бельгийский каталог, и вдруг я увидела наше «Утро в Гурзуфе»… То есть не наше, а подлинное. Мне стало плохо. А на следующей странице «Дама с гитарой», точно такая же, как у Галашина. Один к одному!

– И что?

– Но Коровин никогда не делал копий!

– Так, может, это не у тебя фальшивки, а как раз в Бельгии?

– В коллекции князя Белосельского-Белозерского?

– Да, скверно, – согласился Самоваров. – Но… Представим самое страшное: каталог попадет к Галашину. И что? Бедняга будет смотреть в него как баран. Языков он не знает и не поймет ни черта. Лучше скажи, где ты раздобыла для него этих Коровиных?

– Я работала с одним московским дилером, очень надежным, очень авторитетным…

– Тогда мой совет: откажись от его услуг. Бельгийский каталог сегодня же сожги на помойке, и никто ничего не узнает. Ни-ког-да! Какие в нашей глуши знатоки?

Услышав эти бодрые слова, Ольга хлебнула воздуху полногубым ртом и вдруг зарыдала, скрестив руки на груди. Слез на этот раз не пролилось ни капли. Гримаса горя на розовом кустодиевском лице выглядела до того неестественно и страшно, что Самоваров опешил.

– Оля, да что с тобой? Я что-то не так сказал? – засуетился он. – Сейчас валерьянку найду, где-то в столе была. А пока вот водички попей, в чайнике осталась кипяченая.

Воду из чайника Ольга отвергла. Зато она протянула Самоварову что-то вроде открытки, и рука ее тряслась, как в ознобе.

– Что это за бумажка? – спросил Самоваров.