Размер шрифта
-
+

Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра - стр. 12

Зенит опять окрасил улицы красками дивными.
Но грозовые тучи кружатся над вулканом страстей!

Накопившаяся ярость обжигала, требовала выхода. Уничтожить! Порвать руками! Чтобы эта сволота никогда не калечила людей, не обирала наших матерей-отцов!

Он присогнулся, ухватил бесчувственного амбала за расползающуюся на груди куртку и рывком воздел вверх. С трудом удерживая обмякшую тушу мощной рукой, резко, на выдохе, саданул локтем в отвисшую челюсть: влево-вверх. Стриженая башка мотнулась в сторону, в тишине подъезда надрывно хрустнули слетающие с оси позвонки. Из угла распяленного рта потекла, нарастая, красная струйка. Платонов отпустил тело, и оно рухнуло на заплёванную площадку.

Тут Викинг обратил взор на спасенного старичка. И обомлел. Тот, трясясь всеми ревматическими сочленениями, тянул к профессору бумажник и прыгающими губами заклинал:

– Нате, возьмите! Только не бейте, пожалуйста! Я не вынесу, у меня – два инфаркта!

На Платонова навалилась смертельная тяжесть.

– Ну что ты, отец? Это же вот он, сволочь мордастая, ограбить тебя хотел. А я заступился!

Но дедок, мыча нечленораздельно, тянул к нему тощий «лопатничек». Платонов осторожно, как засушенную бабочку, взял старика за костлявые плечики, развернул, подтолкнул в кабину лифта:

– Езжай домой, отец. С Богом!

И сам, потянувшись через лифтовый порог, нажал на верхнюю кнопку. Двери захлопнулись, и подъемник начал возносить насмерть перепуганного пенсионера – ближе к ангелам небесным и подальше от этой грешной земли, где на глазах у тебя жуткие люди по-звериному убивают друг друга.

Платонов, сутулясь и шаркая ногами, медленно побрел к выходу.

Но дверь с улицы распахнулась, и в нее вломился кожан номер один. Лапищу при этом держал на отлёте, и в ней посверкивало широкое лезвие ножа. Спустя секунду, оно желтой молнией метнулось Платонову в подреберье.

Но тот успел подставить предплечье, в сторону отводя полет стали. При этом сам развернулся боком и пропустил нападающего мимо себя. После чего – уже вдогонку – бросил расслабленный, обвисший кистенем кулак. В последний момент, когда «кистень» врезался в ямку под выбритым затылком, Викинг резко напряг руку и тотчас снова расслабил. Удар получился образцово-показательным: «кабан» не полетел носом вперед, а обрушился почти на месте. Выпавший клинок обиженно звякнул по кафелю, отскочил в угол и затаился там среди «бычков» и сомнительных лужиц.

«Шпана, сопляки! Вам только со старичьём воевать беззащитным!». Этого второго, добивать не стал: накатившая злоба внезапно улетучилась. Профессор спрятал кулаки в карманы плаща и шагнул из подъезда.

Потом он шел парковой аллеей, и сердце стучало вполне размеренно. А между тем, сегодня, на пятидесятом году жизни, он впервые убил человека.

Вспомнил, как ещё час назад мечтал покрошить в винегрет всех этих вурдалаков, питающихся чужой кровью. «Сбылась, Жорик, твоя мечта! С чем и поздравляю!». Внутри было пусто и бесприютно, как в питерском проходном дворе. И такая же заплёванность и помойка, и тупая непотребщина, нацарапанная ржавым гвоздем.

Ну а где же муки совести, испепеляющие на огне персонального ада? Где мальчики кровавые в глазах? «Ни того, ни другого не наблюдается, – констатировал профессор с холодной отрешённостью исследователя. – Убил – и убил. Время сейчас такое на Руси. Время убивать».

Страница 12