Чародей из Серого замка - стр. 7
Из-за многочисленных дверей, ведущих из гостиной в комнаты, начали высовываться женские заспанные мордашки. Некоторые, осмелев, подошли ближе и с хихиканьем наблюдали, как приезжий колдун копошится меж раздвинутых ног местного паныча.
– Ну, рассказывай, – поднял, наконец, голову Богумил, – как давно этот упырь у вас гостил и сколько раз он кровь у тебя пил. Еще и умный, курвеныш, шею не стал трогать, так бы в два счета распознали, что за тварь к аристократу молодому по ночам захаживает. Понятно, что искать его здесь уже нет смысла, он давно в Чаросвете. Но, может, ты его хоть немного помнишь?
– Ккккакой курвеныш? – осоловело хлопая глазами, прошептал Лешек. – Ты что несешь, колдун? Девка это была, красивая, три дня подряд у нас гостила, с батюшкой дела какие-то решали. А ко мне ночами приходила, я и не против был, много ли ей крови надо? Знал бы ты, чародей, какая она ласковая, никто с ней из местных баб не сравнится…
Богумил не выдержал – захрюкал, а затем заржал в голос. Ему визгливо вторили гулящие девки, что прятались в полумраке комнаты.
Лешек затравленным взглядом обвел присутствующих и ахнул, прикрыв рот рукой.
– Так это что… мужик был? Со мной был мужик? Я же чувствовал, я же не мог ошибиться!..
И расплакался, совсем по-мальчишечьи, захлюпал некрасивым носом.
– Мужик, мужик, – нехорошо оскалился Богумил. – И раз ты помнишь лишь девку красивую, то заморочил он тебя на славу. Собирайся, в город со мной поедешь, там у судебных менталистов-дознавателей содействия попросим, чтобы в голову тебе заглянули, да морок сняли. Или хочешь здесь остаться? Я бы не советовал. Тебя собственные кметы на вилы поднимут уже дня через три, как только все, о чем здесь говорилось, за пределы этой развеселой обители выйдет.
По резко посмурневшему лицу паныча Богумил догадался – поедет, и еще как. Дурным богатеньким сопляком, что совращен и околдован злым чудищем, прослыть в собственной деревеньке не так страшно, как содомитом. Тут и после смерти не отмоешься. И через сто лет люди срамными словами будут вспоминать, к имени аристократическому приставку делать обидную.
Правда, собирался паныч в дорогу все равно целое утро. Богумил успел забрать из прачечной при мыльне свои вещи, позавтракать и оседлать вредную Жареху.
Когда он вышел из конюшни на улицу, Анна разговаривала с двумя совсем юными девицами в белых чепцах – подавальщицами из трактира. Жрица храма Безымянной матушки поглаживала их по загрубевшим от работы рукам, а те синхронно стояли и всхлипывали. Вот одна не выдержала и повалилась Анне в ноги. Та присела рядом с ней на корточки и что-то зашептала в ухо.
А затем оглянулась на колдуна и поморщилась. Подавальщицы опасливо покосились на мужчину и тут же исчезли за углом таверны, быстро, как мыши.
– Чего они от тебя хотели? – недоуменно уставился Богумил им вслед.
– Решения целого вороха проблем, которые вы, мужики, им с завидной регулярностью подкидываете, – горько скривилась Анна. – Таких проблем, с которыми они больше ни к кому не пойдут. Ибо ксендз на исповеди осудит, родители дома побьют, а паны типа Лешека с папашей Синекуром и вовсе из села взашей погонят.
Богумил замер, раскрыв рот.
– Ты что же, полоумная, абортивного пессария им дала?! – тут же зашипел он. – Хочешь, чтобы нас стражники поймали, да в яму с кольями кинули?