Цесаревич Вася - стр. 22
– У нас какие места? – спросила Катя Орджоникидзе, не отрываясь от ростового зеркала на ближайшей колонне.
– Не знаю, – ответил Василий и вскрыл запечатанный сургучом конверт. – Сейчас посмотрю.
– Тут есть кому посмотреть, – Вера решительно взяла Красного за руку и потянула к стоявшему у входа в зрительный зал служителю: – Лизонька, Катюша, не отставайте!
Служитель заглянул в извлечённые из конверта билеты и вытянулся во фрунт, звонко щёлкнув каблуками:
– Сей момент провожу, ваши сиятельства! Извольте пройти за мной! – и повёл всех четверых к уходящей наверх широкой мраморной лестнице с красной ковровой дорожкой. На втором этаже открыл перед Василием украшенную монограммой «ИВ» дверь ложи и поклонился. – Сию же минуту распоряжусь насчёт официантов.
– Мамочки… – Вера Столыпина прижала ладони к щекам. – Это же…
Капитан Родионов в душе Василия Красного замысловато выругался с применением лётных и технических терминов. Судя по всему, генерал Власик поручил организацию доставки билетов кому-то из подчинённых, а тот постарался выполнить указание начальства с всевозможным тщанием.
– Это императорская ложа, – согласилась с Верочкой Лиза Бонч-Бруевич. – Это же Артём Сергеев билеты достал, да?
– Разумеется! – Вася охотно поддержал устраивающую его версию. – А вы что подумали?
– Ты нас так больше не пугай, – покачала головой Вера и первой вошла в ложу. – Ой, а здесь миленько.
Красный точно помнил, что отец никогда не посещал этот кинотеатр, предпочитая просмотры новинок в домашней обстановке и узком кругу, так что рекомендации по обустройству императорской ложи давал дед. Именно поэтому здесь присутствовал резной буфет с множеством разнокалиберных бутылок за стеклом и большой электрический ледник «Руссо-Балт». Остальной мебели совсем немного – десяток стульев работы мастерской Гамбса, дубовый стол на те же десять персон и ломберный столик под зелёным сукном. Что Верочка миленького нашла? Разве что фотографический портрет Матильды Кшесинской в неглиже после второго омоложения, но его Вася сразу же положил на столик изображением вниз.
До начала просмотра фильма ещё десять минут, которые заявившиеся официанты в белых фраках предложили скоротать за лёгким перекусом.
– Всё свежайшее, ваше сиятельство, не извольте сомневаться!
– А эклеры? – спросила неравнодушная к сладостям Верочка.
– Мороженое венское хочу! – заявила Катя. – У вас есть венский пломбир?
– Такого не держим, – оскорбился один из официантов. – У нас самое лучшее, а не заграничное.
Василий решил притушить разгорающийся спор о вкусах и сам сделал выбор:
– Лимонад, микояновские эклеры, а мороженое на ваше усмотрение. Катя, прояви патриотизм!
Этот довод подействовал на всех девочек, и возражений не последовало. Действительно, как можно есть непонятный венский пломбир, если хладокомбинаты всё того же графа Микояна половину своей продукции продают в Европу? А вот из Европы может ли быть что доброе?[3]
После мороженого, но перед эклерами с лимонадом, прозвенел звонок, и в зале погас свет. Пришлось оставить пирожные в покое и пересаживаться лицом к экрану, где уже появились титры. Эклеры в темноте – mauvais ton!
Верочка Столыпина тут же устроилась справа от Красного, Катя поспешила занять место слева, а слегка растерявшаяся Лизавета после некоторого раздумья присела на стул сзади. Буквально через минуту Василий почувствовал, как на его плече появилась дополнительная тяжесть, а до щеки дотронулось маленькое горячее ухо.