Церковь Крота и Павлина. Трилогия о сектантах - стр. 21

…Час пролетел быстро; Коквин тронул Беллогорского за плечо. Антон выбрался в проход и некоторое время топтался без дела, так как почти все пассажиры выходили у больницы, и образовался затор. Потом, уже стоя снаружи, он проводил взглядом озабоченную, деловитую вереницу людей, нагруженных сумками и пакетами. В глубине души Антон заранее им позавидовал – несмотря на печальные обстоятельства, неизбежно сопряжённые с посещением лечебных учреждений. У входа их встретил Недошивин, и по лицу его несложно было догадаться об изнурительной, бессонной ночи. Коквин учтиво поздоровался с ним за руку, потом поздоровался и Антон. Недошивин протянул ему руку небрежно, глядя не на него, а на звеньевого.

– Докладывай, – приказал Коквин и пригладил ладонью жидкие светлые волосы.

– Клиент безнадёжно плох, – отозвался Недошивин. – Врач считает, что состояние ухудшилось. Возможен любой вариант.

– Даже сегодня? – Коквин изогнул бровь. Антон уловил в его вопросе – наряду с понятным страхом допустить смерть клиента – необычное возбуждение.

Недошивин мрачно шмыгнул носом и кивнул.

– Может, через пять минут; может, через неделю.

Коквин презрительно скривился:

– Медики есть медики. Чёрт с ними. Какие-нибудь эксцессы были?

– Из ряда вон – ничего. Но на его характере ухудшение общего состояния не отразилось.

– Ясно, – Коквин поправил безукоризненные ремни и весь подобрался. – Свободен, разрешаю идти! – объявил он Недошивину и перевёл взгляд на Антона. Тот невольно вытянул руки по швам – Коквин, оказывается, умел гипнотизировать подчинённых.

– Вперёд, – скомандовал он строго, пропустил Беллогорского первым, и следом пересёк порог больницы сам.

8

В палате было нестерпимо жарко, пахло – в первую очередь – мочой, а после уж всем остальным: капустными объедками, камфорой, экскрементами, сердечными каплями. На столике возле окна стоял небольшой телевизор «Samsung». В углу тарахтел холодильник, но банки и латки со снедью, которые в него не поместились, занимали весь подоконник. Пол, свежевымытый, оставался покрытым пятнами; на столе покоилась коробка, доверху набитая ватой, бинтами, пластинками таблеток и склянками с успокоительным. А в удалённом от окна углу находилась одна-единственная кровать, где неподвижно возвышался колоссальный живот, укрытый тремя одеялами со штампами больницы.

– Наберите номер Ферта, – пророкотало с кровати вместо приветствия.

Коквин предупредительно выставил ухо:

– Что-нибудь не так, господин директор?

– Вам сказано набрать номер, – повторил голос. – Суки проклятые, почему никого не было ночью?

– Но как же, господин директор! – даже Коквин опешил. – Наш сотрудник только что сдал мне дежурство.

– Блядь набитая ваш сотрудник, – сказал живот. – А это что за дурак?

Антон шагнул вперёд. От неожиданности и негодования у него затряслись колени.

– Наш опытнейший работник – Антон Беллогорский, – почтительно представил Антона Коквин. – Специалист по уходу за пациентами, страдающими заболеванием, подобным вашему. Товарищу Беллогорскому нет равных в его деле.

– Пусть он сядет здесь, – приказал голос, не уточняя, где именно сесть.

Коквин указал глазами на изголовье, плохо видное из-за живота. Антон приблизился и осторожно уселся на край кровати.

– Я вам всем здесь кишки выпущу, – пообещал банкир.