Центральная Азия: взгляд из Вашингтона, Москвы и Пекина - стр. 28
Среднеазиатские лидеры также начали опасаться, что стабильности региона угрожают внутренние волнения и внешние угрозы>36. Ситуация с соблюдением прав человека постепенно ухудшалась>37. В ответ тогдашний госсекретарь Мадлен Олбрайт весной 2000 г. посетила Центральную Азию и попыталась убедить их, что соблюдение международно признанных прав человека поможет остановить дальнейшую дестабилизацию и радикализацию населения. Президент Узбекистана Ислам Каримов категорически отверг этот аргумент, потому что опасался, что такая политика приведет к прямо противоположным результатам>38.
Соединенные Штаты воспринимали также Центральную Азию как потенциальную мишень для радикального режима завладевших Афганистаном талибов>3^. В Центральной Азии широко разделяли американские опасения по поводу талибов. Но и в этом случае среднеазиатские лидеры опасались нарушить внутреннюю стабильность и целиком отвергли американскую стратегию ответа на угрозу со стороны талибов, а именно – политическую реформу, соблюдение международно признанных прав человека и либерализацию экономики.
Несмотря на растущую озабоченность талибским режимом, у американских политиков было мало инструментов противодействия этой угрозе региональной стабильности. Хотя специалисты по Центральной Азии широко признавали опасность талибской угрозы, они полагали, что главная уязвимость среднеазиатских режимов имеет внутреннюю, а не внешнюю природу. По их мнению, фундаментальными источниками нестабильности в регионе были бедность, социальное неравенство, низкий уровень развития, недемократичность политической системы и коррупция. Специалисты по этому региону полагали, что талибы могут получить выгоду от всего этого, поскольку являются силой, которая использует и усугубляет ситуацию. При этом режим талибов не рассматривался как главный фактор подрыва стабильности в Центральной Азии.
Инструментарий американской политики был в основном ограничен рекомендациями по устранению «корневых причин» нестабильности. Они включали знакомые позиции – политическая либерализация, экономическая реформа и режим верховенства закона. Все это вещи совершенно обязательные, но даже самые оптимистичные наблюдатели среднеазиатской сцены полагали, что они вряд ли здесь заработают в ближайшей, средней и даже отдаленной перспективе.
Более того, фокусом американской политики в отношении Центральной Азии и Афганистана была угроза терроризма, а не региональная дестабилизация. После взрывов посольств в Найроби, Кения, и Дар-эс-Саламе, Танзания, в 1998 г. (с участием Усамы бен Ладена) вашингтонская политика борьбы с терроризмом в Центральной Азии была направлена на угрозу, исходящую от Аль-Каиды, ее лидеров и Талибана, а не на предотвращение региональной дестабилизации. Заявления Талибана о намерении создать среднеазиатский халифат рассматривались как пустое сотрясение воздуха, а не как реальная непосредственная угроза. Однако угроза террористической атаки казалась куда более близкой и реальной.
Министерство обороны США в 1998 г. по тайному распоряжению президента Клинтона приступило к ограниченной программе военного сотрудничества с Узбекистаном. Эта программа включала совместные американо-узбекские тайные операции по противодействию режиму талибов, обучение узбекских военных специалистов в десантно-диверсионных частях США и обмен разведывательными данными