Цена власти - стр. 29
Июнь, 1205 год, Кладбище Бишрема
Идти было страшно.
Эрон прекрасно знал, что его ждёт, но долго не осмеливался шагнуть во владения смерти. В голове всё ещё витали надежды, что произошедшее окажется дурным сном. Он вернётся домой, где отец здоров, мать отчитывает очередного сангла, а на плите склепа нет её имени.
Это была приятная фантазия, которую хотелось сделать явью. Но такой власти у Эрона не было. Он мог лишь двигаться вдоль мощёной тропы между склепами и питать ложные надежды, что её имени там не окажется. Заведомо проигранная игра с самим собой, в конце которой душу разорвёт от боли. Впрочем, Эрон мог просто уйти, но он оттягивал момент принятия.
Эрон пытался замереть над точкой невозврата, не осознавая, что давно её прошёл.
Вобрав в лёгкие больше воздуха, он ступил дальше на кладбищинскую землю, чувствуя мурашки, волнами бежавшие по спине. Кожу обдало холодом, конечности на пару мгновений онемели, а перед глазами заплясала тьма. Эрон сжал кулак и твёрдыми шагами двинулся к нужному склепу, вскользь пробегая взглядом по остальным.
Погибель, вырезанная на их стенах, казалась менее тягостной, чем та, к которой он всё медленнее приближался.
Ноги тяжелели, сознание подбрасывало счастливые воспоминания, а жар окутывал тело. Эрон будто находился на границе между теплом и холодом, пребывая в двух состояниях одновременно. Это отягощало невыносимый момент смирения и принятия неизбежного.
Встав за углом, Эрон бросил взгляд вперёд, замечая рядом со склепом пару камней, не вошедших в кладку. Теперь он в точности знал, где нужно замереть, чтобы увидеть её имя. Но ноги едва не приросли к земле, сопротивляясь. Эрон не хотел принимать боль, но понимал, что должен. Настала пора жить дальше.
Каждый шаг как удар, вздох будто надрез, а взгляд, завидевший её имя, – источник страданий. Ладонь аккуратно легла на высеченное в камне «Колет Кристад», а слово «мама» эхом прозвучало в ловушке сознания. Лоб коснулся плиты, пальцы всё ещё лежали на буквах, а мгновенный крик надорвал горло. Он длился всего несколько секунд, освобождая копившиеся в душе терзания. Но Эрон его не слышал, лишь чувствовал.
В отличие от других посетителей кладбища.
Звук шагов заставил Эрона отшатнуться. На лице появилась маска равнодушия, которой его учила мать, а боль сделала шаг назад, обещая скоро вернуться.
Хранитель Кретта вышел из-за угла и с удивлением, перерастающим в сожаление, замер. Взгляд Кретты коснулся имени на склепе, а после вернулся к будто безразличному лицу Эрона. Возможно, оно могло обмануть многих, но Кретта был слишком проницательным для веры в равнодушие после смерти матери.
– Кто бы это мог быть? – спросил Эрон, слыша свой ровный, не окрашенный эмоциями голос.
Кретта знал, но молчал, не разрушая удобную ложь. Напротив, он понимающе кивнул и медленно прошёл ближе, касаясь имени, вырезанного на плите. Печаль застелила его глаза, Кретта поджал губы, и пальцы сложились в кулак.
– Колет была замечательной, не правда ли? – спросил он, смотря на Эрона.
В душе потеплело. Мало кто хорошо отзывался о его матери. На контрасте с отцом она выглядела тираном, что не завоёвывал уважение, а требовал его к себе. Поэтому мама многим не нравилась. Эрону даже казалось, что большинство знакомых радовались её уходу.