Цена утопии. История российской модернизации - стр. 15
Вернемся, однако, к Текутьеву.
Любопытно, что, судя по тексту, он – определенно не худший из людей; он явно неглуп, начитан, богобоязнен и имеет принципы. А Смилянская считает, что он и не худший из помещиков. Просто таковы нормативы времени – без насилия эта система не работала.
Инструкция Текутьева ставит еще одну из первостепенных для понимания нашей истории проблем. Он постоянно упрекает крестьян в том, что они не хотят «верно» исполнять «свою должность», то есть делать все то, что барин требует и что, по его мнению, выгодно для них самих. Так, помещик хочет, чтобы они повысили свой достаток, чтобы они были уверены в завтрашнем дне, однако они вообще не думают об этом.
Почему? Почему крестьяне всегда не согласны с господином, почему они все время сопротивляются ему?
Из многих «потому, что» назову два.
Во-первых, между ними давно, очень давно нет доверия, если оно и было когда-то. Во-вторых, понятия выгоды и целесообразности у помещика и его крестьян не совпадают – они исповедуют разные системы ценностей, вытекающие из различия их положения и уровня культуры.
Ведь Текутьев мыслит рационально, а крестьяне – как правило, мифологически. И поскольку крестьяне не понимают своей пользы, барин должен о ней заботиться сам, даже вопреки их желанию.
Точно так же рассуждал Петр I в знаменитом указе Мануфактур-коллегии 1723 года: «Что мало охотников (заводить предприятия. – М. Д.) и то правда, понеже наш народ, яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают… но когда выучатся, потом благодарят».
Дилемма, что и говорить, непростая. С одной стороны, насилие, а с другой – насилие во благо, которое приносит хорошие плоды.
Но как установить грань? И кто будет ее устанавливать?
А нужно ли вообще «насилие во благо»?
Вечная проблема…
Село Новое с полутора сотней жителей – одно из десятков тысяч крепостных селений. Это крошечный фрагмент громадной панорамы, но его легко расширить до масштабов страны и получить некоторое, хотя и упрощенное, представление о строе российской жизни.
Не суть важно, сумел Текутьев полностью внедрить задуманное или не сумел. Важно, что так было можно ставить вопрос. Конечно, в похожем режиме жили не все 100 % крепостных деревень, – но множество, несомненно, жило.
Что такое социальный расизм?
Должен признаться, что в свое время я далеко не сразу свыкся с тем, что лучшие люди России эпохи Екатерины II и Александра I были искренне уверены в неготовности крепостных к немедленному освобождению.
Несомненно, у них была «классовая» корысть, но было и твердое убеждение в том, что весь комплекс житейских навыков и привычек крестьянства, вся система осмысления ими окружающего мира не позволят им хоть сколько-нибудь сносно жить без власти помещика, без его руководства и управления.
Тут помогла и знаменитая беседа княгини Е. Р. Дашковой с Дидро, где она уподобила получившего свободу крепостного с положением внезапно прозревшего на скале посреди моря слепого человека, который до этого не знал об опасностях окружающего мира.
Убедителен был и Карамзин, который в 1811 году, рассуждая о перспективах эмансипации, в частности, отметил:
Освобожденные от надзора господ, имевших собственную земскую исправу, или полицию… [крестьяне] станут пьянствовать, злодействовать, – какая богатая жатва для кабаков и мздоимных исправников, но как худо для нравов и государственной безопасности!