Цена моего «Да» - стр. 31
Я кивнула, не поднимая взгляда.
Когда вернулась в кабинет, мои руки были обмотаны бинтами под пиджаком, тело – в водолазке, душа – в клетке.
Я сидела, стараясь вжаться в кресло и спрятаться от всего мира за экраном ноутбука. Пальцы медленно стучали по клавишам, но мысли не хотели складываться в слова. В голове шумело – не от недосыпа, не от кофе, а от боли, боли в теле и той, что глубоко под кожей.
Взгляд упал на часы. Только десять утра. А день уже казался слишком долгим.
Тишину нарушил легкий стук в дверь. Не громкий, почти вежливый. Я подняла глаза и сказала:
– Войдите.
Молоденькая секретарша из приёмной робко просунулась в кабинет. В руках она держала огромный букет белоснежных лилий – таких же, какие Антонио присылал мне каждый раз после очередной ссоры. Каждый раз, когда разбивался бокал, хлопала дверь, сжимались мои запястья или синели ключицы. Эти цветы были как извинение, которое я не просила. Как насмешка.
Мне не удалось скрыть дрожь в подбородке, когда увидела их снова. Горло сжалось.
– Это вам, – сказала она, улыбаясь, не подозревая, насколько уродливо выглядел этот жест в моих глазах. – Отправитель пожелал остаться неизвестным… Но, думаю, вы и так знаете, от кого.
Я кивнула. Не сказала ни слова. Она ушла, а я уставилась на лилии.
Их запах… Слишком приторный. Почти удушающий. Отнеся букет к подоконнику, повернула лицо в сторону окна, чтобы не вдыхать. Чтобы не вспоминать.
Едва мне удалось снова опуститься в кресло, как раздался новый стук. Более уверенный, глубокий.
– Да, – хрипло сказала, не поворачиваясь.
Дверь приоткрылась, и в кабинет вошёл человек, которого я не ждала, но чью фигуру узнала сразу.
Папа.
Он почти не изменился с нашей последней встречи полгода назад: та же прямая осанка, та же суровая, но добрая улыбка. Его волосы стали чуть седее, лицо – чуть глубже в морщинах, но глаза… глаза остались моими. Такими же тёплыми, ясными, как в детстве.
Я вскочила, забыв обо всём – и о лилиях, и о бинтах, и о боли.
– Папа…
Он шагнул ко мне – и в этот момент я вдруг снова стала маленькой девочкой. Просто дочерью, которую давно не держали в объятиях по-настоящему. Он обнял меня крепко, всем телом. Я чувствовала, как он прижимает меня к себе – не спеша, не формально, а по-настоящему. Так, как будто хотел забрать мою боль.
Я сжалась от боли в плече – синяк от удара будто пронзил меня молнией, но даже это я приняла… потому что мне так не хватало этого тепла. Я позволила себе на мгновение опереться на него. Просто быть дочерью.
Когда он отстранился, его глаза пробежались по моему телу и лицу.
Он смотрел на меня дольше, чем обычно. Как будто что-то пытался понять, прочитать между строк моего лица.
– Бриэль… – он прищурился, – ты очень похудела.
Я на секунду замерла. Челюсти сжались. А потом выдавила мягкую, почти равнодушную улыбку:
– Да ты что… Наверное, просто из-за освещения.
Он не отвёл глаз.
– Не ври мне, милая. Я отец, я знаю. Ты похудела. Сильно. Лицо заострилось, ключицы торчат.
Я опустила глаза, притворно пожала плечами.
– Просто много работы. Всё на бегу, всё на нервах. Клиенты, планы, Антонио со своими проектами. Я не успеваю есть толком. Это… нормально.
Отец не ответил сразу. Я видела, как он напрягся – пальцы сцепились, будто удерживая себя от чего-то. Говорить? Не говорить? Спросить – или оставить?