Цена его любви - стр. 16

   И, - черт, этими глазами Влад берет самую мою душу!

   Он – не человек. Он самый настоящий дьявол. Но я не могу, не хочу сопротивляться.

   Обхватываю его голову обеими руками, притягиваю к себе под мощные все ускоряющиеся толчки.

   Сама впиваюсь в губы, кусая их, задыхаясь, выкрикивая его имя.

   И наполняюсь бешеной дрожью, когда глотаю его рычащий хрип…

   Теперь уже отключаясь окончательно. Выпадая из реальности. Только чувствуя его толчки и судорожно сдавливающиеся собственные стенки…

   Влад.

   Он заклеймил меня окончательно.

   Пропитал собой.

   Проник и в сердце и в душу.

   Взял все, не только тело, всю меня – насквозь. Окончательно. Я вся – действительно его.

8. 8 Глава 8.

*   *   *

Влад

   Сладкая-сладкая моя девочка…

   Снова отключилась, а я повалился рядом и смотрю на нее. Век любоваться бы способен.

   Провожу подушками пальцев по подрагивающим ресницам.

   Глажу лицо, щеки, веки, - осторожно, чтобы не разбудить.

   Вдыхаю аромат невозможный золотых волос.

   Свежесть. Свежесть нетронутого снега. Она такой и остается.

   Даже несмотря на то, что уже тронул. Так тронул, что вся в следах моих осталась.

   Нежная.

   Такая нежная, такая невинная, но под оболочкой ураган страсти, что просто сбивает с ног.

   Никогда бы не подумал.

   Никогда бы не рассмотрел это безумие страсти в такой невинной девочке.

   Прячется в ней эта чувственность, страсть, всю душу на хрен переворачивающая.

   Сердце дергается, как подумаю, что мог пройти мимо. Что другому бы кому-то досталась и вот эти все слова ему бы могла выкрикивать.

   Не отпущу уже.

   Сама ко мне пришла, сама согласилась.

   Чувственная, такая чувственная моя девочка.

   Да я бы и не отпустил.

   Все равно у себя бы держал. Ждал бы.

   Дерьмо бы это закончилось и тогда больше бы внимания уделил.

   Знаю, любовь не купишь. Не подведешь к ней.

   Но я бы, блядь, подвел.

   Я бы ее каждый день с ума сводил бы, пока не сдалась, пока не согласилась бы. Не было у нее шанса не быть моей. С того самого момента, как глаза ее – небесные, голубые, невозможные, мне в душу острыми льдинками своими впились. Никаких шансов у тебя, девочка, не было.

   Моя.

   Сразу же в сердце у меня отбилась.

   Может, сам тогда не понимал, насколько.

   И вот – лежит этот чистый нетронутый снег, что лавиной меня задавить на хрен способен, - а сама не понимает.

   Лежит рядом, а я все дела, блядь, похерил.

   Как пацан беззаботный глажу волосы и дурею, забыв обо всем на свете. Как будто и всего мира, на хрен, нет за окном.

   И войны нет и смертей и похищенной Регины.

   Как будто мы с ней на окраине мира, а за нашими окнами – тишина. И снег. И ничего, блядь, больше нет, кроме нашего сплетающегося дыхания.

   Никогда такого не чувствовал.

   Но, блядь, кажется теперь, что вот это – оно самое правильное в жизни, самое верное на всей земле.

   Лежать вот так вот рядом.

   С отпечатком своего имени на губах. Которое она в них кричала, содрогаясь.

   Вот ничего главнее будто и правильнее вот этого в жизни нет.

   Разнеженная и измученная одновременно.

   Сладкая моя.

   Укрыть хочется. Собой укрыть. От всего.

   Вся ведь жизнь наша – блядская война. Без права на отдых. На передышку. На, блядь, любовь.

   Никогда Назара с Диной не понимал. Никогда.

   Как можно семью строить, когда столько, блядь, всего удержать надо?