Целуя девушек в снегу - стр. 9
Никто толком не знал. Серёга пожал плечами.
– А какая электричка-то? Обычная или скорая? – спросил он.
Присутствующие посмотрели друг на друга, а Савельич согнулся пополам от хохота и хлопнул себя рукой по коленке.
– Наверное, депо… – неуверенно поделился предположением Серж.
Но поезд, набрав скорость, промахнул депо, не замедляя хода.
– Выходит, Сортировка… – меланхолично прокомментировал Травкин. Он, видимо, переживал, что так опростоволосился, и подвёл приятелей.
Депо находилось в двух километрах от вокзала, сортировка в четырёх.
Лазаревич присвистнул, грустно улыбнувшись и подмигнув отражению в стекле. Дальше ехали молча.
И действительно, на сортировке мы покинули негостеприимный тамбур, спрыгнув с высокой подножки на землю, и несколько минут оглядывались по сторонам, определяясь с направлением. На первую половину лекции мы явно опоздали, но пока оставался призрачный шанс успеть на её окончание.
– Ну и? Куда теперь—то? – задал Димон волнующий нас вопрос.
– Туда… – махнул Серёга в сторону города.
– По путям, что ль, пойдём? Ещё в ментовку сдадут.
– Авось не сдадут… Не успеют…
– «Дырку им от бублика, а не Шарапова», – щегольнул я знанием классики.
И Травкин первым спрыгнул с насыпи на сверкающие рельсы, а прочие, вздыхая, последовали его примеру. Солнце светило прямо в глаза, а мы, переступая со шпалы на шпалу, скорым шагом двигались к городу, стараясь, насколько возможно быстрее покинуть опасную зону. Десяток сплетающихся и расходящихся линий путей, стоящие тут и там крытые вагоны с распахнутыми дверьми, цистерны с нефтью, с мазутом, полувагоны и хопперы с углём, песком, щебнем, платформы с лесом. Все эти бесконечные составы не позволяли особо выбирать дорогу, срезать путь. Иногда мы, вдыхая холодный воздух, пропахший маслом и креозотом, двигались между двух составов без какой бы то ни было возможности свернуть вправо или влево. А очутившись на открытом пространстве, переходили почти на рысь, оставляя позади стрелки и семафоры, слушая несущийся из громкоговорителя возмущённый женский крик: «Почему посторонние на путях? Немедленно покинуть зону прохождения электропоездов!».
– Скоро выберемся отсюда? Долго тащиться? – периодически спрашивал запыхавшийся Пустышкин.
Ответа никто не давал.
Наконец вдали показались домики частного сектора кирпичные гаражи и серые пятиэтажки, а справа от путей мы заметили грунтовую дорогу, и не замедлили на неё перебраться, вздохнув с облегчением.
– Фууууух! – глянув на наручные часы, выдохнул Травкин. – Недалеко осталось.
– Скорей бы уж! – почти простонал я, закидывая свою спортивную сумку на шею.
Лазаревич держался молодцом, сказывались регулярные занятия спортом. Димкины немного изогнутые, как у кавалериста, ноги, казалось, не знали устали. Он только постоянно подправлял сползающие на кончик слегка вздёрнутого носа, очки.
«Недалеко», оказалось расстоянием примерно в километр, который мы проделали, петляя среди приземистых деревянных домиков и заборов.
– Ну! Наконец—то! – вырвалось у меня, едва перед нами открылся вид центральной улицы Чёрного Берега и трамвайной линии. Остальные похожими возгласами выразили солидарность со мной и заметно приободрились, добравшись до кольца трамвая.
Фортуна, словно уставшая испытывать нас в это утро, нежно нам улыбнулась и прислала прямой трамвай до Луговой.