Целуя девушек в снегу - стр. 17

Только ворона—шпионка восседала на гараже, и хитро поглядывала в мою сторону, да по тропке, ведущей на детскую площадку, не торопясь шли женщина в красной спортивной куртке и лёгкой вязаной шапочке, да мальчик лет пяти—шести в синем зимнем комбинезоне с капюшоном и серым тёплым шарфом, дважды обмотанным вокруг шеи, тащивший за собой на бельевой верёвке недорогой детский снегокат, а на сиденье его стояло ребристое пластиковое ведёрко с торчащей из него жёлтой пластмассовой лопаточкой, опасно покачивавшееся и норовящее свалиться вниз, если ребёнок резко дёргал за шнур.

В краю лесов, полей, озёр

Мы про свои забыли годы.

Н. Рубцов.

Через несколько дней после выпускного, я вместе с Ложкиным поехал в институт сдавать в приёмную комиссию бумаги, необходимые для поступления. По—моему, стоял понедельник, хотя так ли уж важно сейчас название того дня, когда мы с ним, купив в кассе билетики за восемьдесят копеек, прямоугольные кусочки бумаги, жёлтые с одной стороны, и белые, испещрённый синими машинными циферками кассового аппарата, с другой, в 12:30 залезли в оранжевый «Икарус», где не оказалось свободных мест, а чёрные тёплые поручни смотрелись серыми от покрывавшей их дорожной пыли.

Несмотря на жару, на ноги я нацепил хорошо разношенные коричневые туфли, в коих я ещё недавно ходил в школу, а на плечи набросил серый костюмчик, особо ценимый мною за возможность скрыть вопиющую худобу и нескладность, а также за наличие карманов, по которым я и распихал деньги и документы. Аттестат о среднем образовании и паспорт лежали в левом внутреннем нагрудном кармане, деньги в правом. В боковые я сунул картонную пачку «Космоса» и спички. Две верхние пуговицы свежей розоватой рубашки с твёрдым воротничком, были расстёгнуты, и я чувствовал себя вполне сносно. Не в пример мне, Веня щеголял в светлой клетчатой безрукавке, в кремовых лёгких брючках, и медового цвета, невесомых, брогах. Ложкин настоятельно советовал мне снять «кафтан», как он выражался, и держать его в руках, но я, стесняясь своего заморённого вида, упорствовал.

В назначенный час автобус с приоткрытыми до половины форточками и распахнутыми верхними люками, что создавало в салоне некое подобие сквозняка, тяжело отъехал от остановки, а я стал, словно прощаясь с родными улочками Питерки, хотя, мне и предстояло прожить в деревне минимум месяц, жадно всматриваться в плывущие по обеим сторонам дороги разнокалиберные домики, магазины. И, конечно, по обыкновению, я проводил долгим взглядом свой дом с распахнутыми, почему—то, настежь, воротами. За ними мелькнул тротуарчик из двух брошенных на траву длинных досок.

Под гул голосов в салоне, под шум двигателя, я с тоской во взгляде вертел головой направо и налево. Для Ложкина подобные поездки давно превратились в обыденность, и он недоумённо на меня поглядывал, похоже, не понимая, творившегося в моей душе, и списывая мою нервозность на предстоящий визит в приёмную комиссию. Но об этом я думал меньше всего.

Глядя в непромытое грязное стекло с изображённой прямо по слою пыли неизвестным шутником, улыбающейся рожицей с торчащими на макушке тремя волосиками, подставляя лицо струе ласкового ветра, перебрасывавшего мои отросшие космы с бока на бок, поднимавшего их дыбом, я, точно в тёплую воду Светловки, погрузился в воспоминания.