Целитель - стр. 25
Его рассуждения приняли догматический характер. Он без конца возвращался к вопросу о расовом превосходстве германской нации и ее признаках: высокий рост, удлиненный череп, светлые волосы и голубые глаза. У кого их нет – тот недостоин называться немцем.
Керстен хорошо умел владеть собой. Но он, конечно, никак не смог сдержать удивления, которое у него вызвали эти рассуждения, глядя на худосочное тело, которое он только что массировал, круглую черноволосую голову, монгольские скулы и темно-серые глаза своего пациента. Гиммлер пояснил:
– Я баварец, а баварцы в основном брюнеты, они не обладают теми признаками, о которых я говорил. Но их преданность фюреру компенсирует эти недостатки. Принадлежность к настоящей немецкой расе, чистота германской крови измеряется прежде всего любовью к Гитлеру.
Его взгляд, обычно такой тусклый, вдруг засиял. Внезапный наплыв чувств заставил задрожать его монотонный голос: Гиммлер произнес имя своего кумира.
С этого момента он больше не умолкал. Гитлер – гений, такие рождаются только раз в тысячелетие, и он самый великий даже среди них. Он ниспослан нам самой судьбой. Он все знает. Он все может. Немецкий народ должен слепо подчиниться тому, кто приведет его к высшей точке его истории.
Через неделю у Гиммлера вошло в привычку рассуждать вслух в присутствии своего врача. На восьмой день лечения во время одного из перерывов, пока Керстен отдыхал, положив руки на живот, рейхсфюрер – полураздетый, лежа на кушетке – спокойно сказал:
– Скоро у нас будет война.
Расслабленные пальцы Керстена крепко сплелись на животе. Но сам он не пошевелился. Занимаясь здоровьем Гиммлера, он научился управлять не только нервами своего больного, но и кое-какими его психологическими реакциями.
– Война! Помилуйте, почему? – воскликнул он.
Гиммлер немного приподнялся на локтях и живо отозвался:
– Если я говорю, что какое-то событие произойдет, то я в этом уверен. Будет война – потому что Гитлер этого хочет.
Лежащий на кушетке полуголый и тощий хранитель самых страшных тайн Третьего рейха повысил голос:
– Фюрер хочет войны, потому что он считает, что война – благо для немецкого народа. Война делает людей сильнее и мужественнее.
Гиммлер снова вытянулся на диване и немного снисходительно, как будто успокаивая перепуганного ребенка, добавил:
– В любом случае эта война будет короткой, легкой и победоносной. Демократии прогнили. Они живо встанут на колени.
Керстен сделал над собой усилие, чтобы его вопрос прозвучал совершенно естественно:
– Не считаете ли вы, что играете с огнем?
– Фюрер прекрасно знает, до каких пределов он может дойти, – ответил Гиммлер.
Время перерыва истекло. Руки доктора опять заняли свое место на худосочном теле пациента. Лечение пошло своим чередом.
Когда Керстену пришло время возвращаться в Голландию, Гиммлера больше не мучили боли. Уже много лет он не чувствовал себя так хорошо. Долгие годы он был вынужден соблюдать жесткую и скучную диету, хотя очень любил хорошо поесть, а особенно – совершенно запрещенные ему копчености. Теперь он мог есть все, что ему заблагорассудится. Он горячо попрощался с доктором, высказав ему свою безграничную признательность.
Прошло три месяца. Гитлер оккупировал Чехословакию – вернее, то, что от нее осталось после того, как предыдущей осенью Англия и Франция сговорились и бросили ее на произвол судьбы. Мир чувствовал приближение катастрофы.