Царства смерти - стр. 62
Консул прислонился головой к скрупулезно выложенной плитке и промокнул лоб уголком полотенца, обмотанного вокруг мускулистого торса наподобие тоги.
– По правде говоря, – продолжил он, – меня удивляет, что Великий конклав проявил интерес к материальным уступкам со стороны императора. Топливо им, пожалуй, не помешает, а вот от торговли, по моим ожиданиям, они должны были отказаться. Возможно, на других планетах дело обстоит иначе, но Падмурак в последнее время был изолирован не хуже самой Земли.
– Тогда нужно радоваться, – заметил я, любуясь мозаикой на стене за спиной консула.
На ней был изображен Бог-Император в виде античного героя, обнаженного и мускулистого. Пяткой он попирал железного змея. Одной рукой сжимая глотку механического демона, другой заносил пылающий меч. Отдельные фрагменты мозаики были миниатюрны, меньше рисового зернышка, но вместе они создавали яркий образ, сияющий сквозь банный пар.
По взгляду Аргириса я понял, что он наблюдает за парильщиками. Не услышав от него ответа, я продолжил:
– Император ни за что не позволит лотрианцам поселиться в Персее, поэтому нужно довольствоваться тем, что имеем.
Аргирис по-прежнему молчал. Я демонстративно кашлянул.
– Ни в коем случае! – воскликнул он, поглаживая рукой усы. – Наш многовековой труд пойдет насмарку.
Его черные глаза, очевидно, с огромным усилием отвлеклись от созерцания множества голых людей и переметнулись ко мне.
– Пересмотр границ в Поясе Расана мне тоже не по душе, – сказал консул.
Это была нейтральная зона, установленная между Содружеством и Империей после Персейских войн. Пространство шириной в сто световых лет, на которое обе стороны договорились не посягать. По новому соглашению, если таковое будет достигнуто, нейтральная зона сокращалась наполовину – исключительно со стороны Содружества, позволяя им заселить и разрабатывать тысячи новых звездных систем. Не так много, как они получили бы при доступе к Персею и джаддианской границе, но достаточно – и для Империи это, безусловно, было серьезной уступкой и утратой.
– И мне, – ответил я, сжав ладонями край каменной скамьи, на которой сидел.
Аргирис подозвал служанку, чтобы та плеснула еще воды на раскаленные камни между нами. Золотой ошейник означал ее положение рабыни, и я мысленно напомнил себе, что, как бы я ни гневался на устои лотрианцев, за Империей тоже водились грехи. Нас с консулом разделила стена пара; девушка наклонилась, чтобы набрать еще воды, и Аргирис схватил ее за грудь. Рабыня промолчала, лишь вздрогнула, когда консул ущипнул ее за сосок.
– Прекратите! – рявкнул я.
Аргирис гневно посмотрел на меня, но отпустил девушку.
– Пожалуйста, подайте черпак, – попросил я ее, машинально протянув левую руку, и страшные глубокие шрамы стали отчетливо видны в желтом свете ламп.
Я заметил, как взгляд рабыни задержался на серебристо-белых следах моих старых ран, как консул не мог отвести от них глаз. Получив от нее черпак, я нетерпеливо щелкнул пальцами, чтобы она быстрее убралась подальше от лап Аргириса, пусть лишь на время.
– Можете идти.
– Постойте! – сердито воскликнул Аргирис. – Что вы себе позволяете?!
Девушка растерялась, не зная, кого слушаться. Она была боса и одета лишь в шелковую набедренную повязку и золотые украшения – наверняка по вкусу консула.