Царское дело - стр. 27

Маркел перекрестился. Дядя Трофим спросил:

– А на кого гадали?

– На злого человека одного, – уклончиво ответил Ададуров.

– Так, может, он и на царя так погадал?

– Зачем?! Царь ему много добра сулил.

– Чего он тогда его не вылечил?

Ададуров вздохнул и сказал:

– Кто его знает! Чужая душа потемки, а колдовская тем более.

– Так… – начал было дядя Трофим, но тут же сбился, а после все же сказал: – Так ты думаешь, царя убили?

– А ты что думаешь? – спросил Ададуров.

Дядя Трофим молчал.

– Э! – насмешливо воскликнул Ададуров. – Если бы царь помер сам по себе, ты ко мне не приходил бы. А если ты пришел, то, значит, ищешь злодея. Только зачем мне его было убивать? Кто я был до царя? Никто! Голь перекатная! А теперь я ближний дворянин, царицын терем охраняю. И, может, дальше вверх пошел бы, если б царь не помер. А теперь что со мной будет, кто скажет?! Лопарь мог бы сказать, да его кто-то убил.

– А кто убил? – тут же спросил дядя Трофим.

– Злой человек, – уклончиво ответил Ададуров.

– А ты на кого думаешь?

– А мне думать не положено. Мне положено стоять на рундуке и никого на царицыну половину не пускать.

– А лезут?

– Лезут иногда. По дури! И не к царице, конечно.

– Ну, и слава тебе, Господи, – сказал дядя Трофим и перекрестился. – Овдовела наша государыня. Теперь небось слезами умывается. – И вдруг сказал: – Когда лопаря убили, я под ним нож нашел. Нож можно опознать.

– А можно и подбросить, – сказал Ададуров.

– Можно, – кивнул дядя Трофим. И вдруг быстрым голосом спросил: – А Шкандыбин у тебя бывает?

– Его нож? – спросил Ададуров.

– Может, и его, – сказал дядя Трофим.

– Нет, – сказал Ададуров. – Шкандыбин ко мне не ходил. И ничего про лопаря не выспрашивал. Если тебе это интересно.

– А кто выспрашивал?

Ададуров усмехнулся и сказал:

– Да вроде бы никто.

– Злой ты человек, Федюня! – сказал дядя Трофим. – Царь-государь столько для тебя добра сделал, из грязи тебя вытащил, отмыл, накормил, на ум поставил, а ты его убивца знаешь и молчишь. Нехорошо! Грех это!

Ададуров покраснел, после даже пошел пятнами… И не удержался и сказал:

– А вот и нет! Кто это? – и указал на Маркела.

Дядя Трофим твердо ответил:

– Это мой подьячий. Если меня убьют, он это дело вместо меня примет.

Ададуров посмотрел на Маркела. Маркел перекрестился.

– Ну! – громко сказал Ададуров. – Ну, Господи, спаси и сохрани!

После полез за пазуху, достал оттуда платочек, поднес его к свету (к лучине) и тихо сказал:

– Это государевы. Сегодня взял. Уже с ложа.

– Что это? – спросил дядя Трофим.

– Это его волос. А это ноготь, с мизинца, – чуть слышно сказал Ададуров. – Это когда он уже преставился.

– О! – только и сказал дядя Трофим. После прибавил: – Дай!

Ададуров дал. Дядя Трофим завязал платок и сунул его себе за пазуху.

– Знаешь, что с этим делать? – спросил Ададуров.

– Как не знаю!.. – сказал дядя Трофим. – Я это порой делаю. Прости, Господи! – и меленько перекрестился. А после, помолчав, прибавил: – Я же, когда туда вбежал, тоже хотел это срезать. И я уже к нему кинулся, встал на карачки и только руку протянул… Как Бельский уже шипит: «Уберите его!» И убрали. А ты после пришел и взял. Низкий тебе поклон за это!

Тут дядя Трофим и вправду ему поклонился.

– Да уже ладно тебе! – смущенно сказал Ададуров. – Я не христианин, что ли?

– Ну, мало ли, – уже опять сердито продолжал дядя Трофим. – Поэтому я тебе сразу прямо вот что говорю: если надумаешь на нас сказать, я ведь тоже не буду молчать! И я укажу, кто ногти государю резал и кто ему бороду драл, когда его уже отпели!