Царский витязь. Том 2 - стр. 10
Ясно было одно: рука не чужая. Воришка или подсыл сто́рожа не минуют. «Нешто задремал Кочерга? Вовсе душу изронил, знака не подав? Небываемо!» Вдобавок рука не к горлу тянулась. К гуселькам. Шпенёчки повынуть. «Косохлёст! Ну, погоди мне…»
Он дал воровской лапке глубже заползти в полсть.
Молча и разом вскинулся с лёжки. Большой, безголовый от утянутого внутрь куколя.
Ладонь, привыкшая усмирять черёмуховые плашки, смяла запястье, неожиданно тонкое. Светел сгрёб вёрткое, гибкое, определённо девичье тело. Вдавил в податливый снег…
По ушам хлестнул крик, жалобный, невозможно пронзительный:
– Братья!.. Насилком насилуют!..
Могла бы дурным матом зря не вопить. Светел уже бросил её, откатился, торопливо простая из куколя голову. Со всех сторон заполошно вскакивали тени. Самая ближняя с силой рванула за кожух, вздёрнула на колени…
Белые искры из глаз!..
Вот он, конец пути. Лютый срам, одинокое возвращение домой.
«Нет уж, – успел решить Светел. – Домой не вернусь. Без вас дальше пойду…»
Руки и ноги что-то содеяли мимо всякого разума. Светел только понял, что уже стоит, а Косохлёст валится через сани, отброшенный неведомой силой.
Коснувшись лопатками земли, заменок взлетел, как танцор, заложивший немыслимое коленце.
Пока длился взлёт, Светел умудрился пережить и перечувствовать – на три дня хватит.
Успел сплотить кулаки: довольно голову клонить, не спущу! Убивай, сумеешь небось, да сам рядом ляжешь! Зубами грызть буду!..
Успел ощутить на плече Скварины синяки, услыхать больной голос Равдуши. Мятежная решимость опала пеной. «Я сюда не честь брать пришёл. Не буду драться с тобой…»
Снова белые звёзды! В скулу, в ухо, под дых!..
Земля накренилась. Светел ударился коленом о снег, зарычал, выправился, встал. Подметил злое разочарование на лице Косохлёста. Кулак снова летел, брошенный всем весом. Светел подставил плечо. По телу разбежалась волна, он качнулся, переступил, не упал. Исполнился ярой уверенности, понял: с третьего налёта заставит Косохлёста промазать…
Не довелось. Могучие руки схватили за вороты обоих щенков. Расшвыряли в разные стороны.
Светел мигом взвился, выплюнул снег. «И жаловаться, перстом тыкать – гусельки разладили! – тоже не буду…»
Дружина, поднятая криками и вознёй, вся была на ногах и вся смотрела на отрока.
Серебряное ночное свечение успело сползти к окоёму, потёмки заставляли больше угадывать лица, но Светел слишком хорошо успел узнать этих людей. Не глядя видел, где кто. И с чем подошёл.
Вот «безлядвый» Гуляй, вечно раздражённый из-за боли в ноге. Все ему виноваты, а пуще всех отрок. Он сразу обнял Нерыжень, не спросив, кто зачинщик. Хитрой девке даже врать не пришлось. Вот смешливая Ильгра, белой горностаюшкой из-за санок. Стяговница, кажется, всех уже раскусила, но помалкивает: чем ещё развлекут?..
И наконец Сеггар, самым последним, рассерженный, отчего не сумели обойтись без него. У Сеггара на кривом от шрамов лице один глаз открывался лучше другого, темень делала воеводу ещё шире и страшнее, слова падали валунами:
– Кто спать не велит? Где враги?
Заменки смутились.
Отчаяние Светела смыло хмельным восторгом.
– Меня казни, государь воевода. Мне сон тяжкий привиделся, будто к гуслям кто лез.
Гуляй крепче обнял Нерыжень. С отцовской печалью поцеловал девичью макушку.