Царица поверженная - стр. 26
– Ты должна выносить лишения, как солдат, – возвестил тот голос, – отважно и без жалоб. Когда день кажется тебе потерянным, не опускай щит, но отражай атаку врага и устремляйся вперед, снова и снова. Это и отличает героев от обычных сильных людей.
Комета сияла, будто привлекала мое внимание.
– Внемли!
– Все будет так, как ты сказал, – ответила я.
В первый раз после его смерти – точнее сказать, после его ухода, ибо теперь мне стало ясно, что он не умер, – я почувствовала радость.
Я снова легла, и хотя закрыла глаза, связь с кометой не прервалась. Хвостатая звезда висела надо мной всю ночь.
Далеко в Риме (о чем я в то время знать не могла) Октавиан тоже видел эту комету. Она появилась между двадцатым и тридцатым июля, когда он проводил Цезаревы игры, и взволновала народ. Римляне истолковали ее точно так же, как и я: поняли, что Цезарь принят в сонм богов.
Октавиан сразу объявил о божественности своего приемного отца, повелел поместить чудесную звезду на лбу статуй Цезаря и приказал отныне изображать ее на всех монетах Цезаря.
Я не знала в ту пору и о другом: Октавиан воспринял комету как знамение, определяющее его судьбу и приказывающее не успокаиваться, пока он не отомстит за убийство Цезаря.
В ту ночь Цезарь призвал нас к оружию. Мы оба хотели отомстить за него и завершить его дело – и, чтобы добиться своего, каждому из нас требовалось уничтожить другого. У Цезаря было два сына, но наследником мог стать лишь один. Цезарь мечтал о великой мировой империи, но какой город станет ее сердцем – Рим или Александрия? Будет империя западной или восточной по своему местонахождению и духу? И кто получит власть над ней?
Комета, сиявшая на небосклоне много дней, вызвала возбуждение и переполох среди астрологов. Они еженощно собирались в Мусейоне для изучения и истолкования этого феномена. К местным ученым присоединялись звездочеты из дальних стран, в том числе из Парфии, где их почтительно именовали волхвами. Это снова, к немалой моей гордости, сделало Александрию центром интеллектуальной жизни. Однажды вечером я лично встретилась с учеными и попросила их составить астрологические таблицы для Цезариона, Птолемея и меня.
Они собрались в круглом мраморном зале Мусейона, в самом его центре. Большинство были одеты по-гречески, но присутствовали и чужеземцы в длинных расшитых одеяниях, и двое представителей Верхнего Египта в древних облачениях долины Нила.
– Почтеннейшие, – сказала я, глядя на разложенные перед ними на складных столах звездные карты и математические книги. – Меня удивляет, почему вы не выходите из здания, чтобы непосредственно наблюдать комету и небосвод.
– Некоторые из нас как раз этим и заняты, – ответил Гефестион, наш главный астроном. – Помост, оборудованный на крыше, полон народу. Остальные работают здесь, внося поправки и уточнения в звездные атласы по результатам наблюдений.
– Вы предвидели появление кометы? – спросила я.
– Нет, – признался он. – Она оказалась полной неожиданностью.
Значит, мы имели дело не с обычным природным явлением, но со сверхъестественным феноменом.
– И каково ваше заключение?
– Это таинственное явление предвещает некое великое событие. Может быть, рождение ребенка, чьим уделом станет исполнение одного из пророчеств.
Нет, суть в другом. Цезарион уже родился, следующий младенец потерян, и даже Октавиану – если предположить, что комета послана для него, – уже восемнадцать. Кто-то может вообразить, будто хвостатая звезда сулит ему судьбу нового Цезаря, но это, конечно, ложное толкование!