Царь. Столыпин. Ленин : Главы из книги «Красное Колесо» - стр. 18

И – отклоняется Богров от багряно-желанного билета – движеньем чуть утомлённым, бескорыстным, узкая голова чуть на сторону: нет, он не хотел бы афишироваться.

Хорошо. Поручили ему дальнейшее наблюдение за террористами. Если понадобится – в его распоряжении Демидюк. Расстались.

Расстались – с полной инициативой у Богрова, никаких обязательств: когда же связь или когда следующая встреча?

Ошеломлённый сверхожиданной удачей, несомый победным счастьем, весёлый Богров идёт к тем знакомым – отбирать назад те письма с объяснением выстрела, какой сегодня не понадобился.

О, счастье! Разве – нейтрализовал? Он – взял полицию к себе на помощь, вместо эсеров! Какой юмор – и не с кем поделиться, и оценит ли кто-нибудь, когда-нибудь?

Условия задачи сильно изменились: уже не всё против, только не отдать взятого.

Стоп, может быть за ним установили слежку? Проверил – нет, передвигается ненаблюдаемый.

Вот идиоты! Вот олухи!

О, счастье! Ещё когда тот выстрел, ещё когда то обречение, а сегодня – победа, свобода, киевское лето к зрелым каштанам. Впереди – свободная ещё неделя.

Да и вообще он – свободен! Кому он обязался? кому подписался? Допустим, Николай Яковлевич передумал, не приедет. И все последствия – денежный пакет от Кулябки.

Но – и одиночество.

Но – и обдумывание. И – всё напряжённее.

27 августа.

А зато: как сразу и навсегда очиститься – от всех подозрений, обвинений! Убил – и чист навсегда.

28-е.

В колоде бывает 52 карты, 36, и меньше. Здесь – составных элементов ещё даже меньше, но они неуловимые. Только Кулябко отлился в толстого простофилю, бубнового короля, а вот Николай Яковлевич никак не представится во плоти, не хватает воображения. Пиковый валет.

А в Кременчуг – погнали целый отряд филёров. Хорошо, меньше будут толкаться в Киеве. Кременчуг и моторная лодка – очень удались, ветер достоверности.

Элементы – простые, но не строго очерченные, оттого комбинации их множатся, перетекают, – и на какую же опереться дальше?

Главная наживка – держать их в напряженьи, в расчёте перехватить террористов живьём, получить служебный эффект. Держать – до последнего момента и даже через последний момент, всё никак не завершая.

И поэтому – ни в чём не торопиться, оттягивать, не видеться часто.

Ещё для того не видеться, чтоб не навязали ту полицейскую квартиру.

В душной заперти Богров сидел, сворачивался, лежал, ходил, сидел, раскачивался, – обдумывал. Те несколько нужных капель для рокового мига должны были накопиться, насочиться – в мозгу? в зобу? в зубу?

29-е. Три дня созревания замысла в завихре мыслей, отточки каждой детали, всех вариантных возможностей – раздробленных, рассыпанных, неожиданно могущих вспыхнуть. И такая тревога, что в нужный момент может отказать сообразительность? или внимание? или память? или смелость?

Но самое удивительное – не беспокоилась, не спрашивала, не звонила охранка, будто мелочь такая, группа бомбистов при царском пребывании, не беспокоила её. Деликатно не спрашивали – но и за ним самим не следили! никуда не сопровождали! – только установили заметный пост против дома, на случай прихода такого отметного Николая Яковлевича.

И по расчётам Богрова это и было самое выгодное: оставить охранке как можно меньше времени для обдумывания мер.

Безумно трудно было – удержаться все эти дни, не сделать лишнего, не сорваться с достигнутого. Часы одиночества тянулись невыносимо, варианты казались упускаемы. (Но в записях филёров не отмечено, чтобы Богров много выходил в эти часы.)