Царь опричный - стр. 20

Надо отдать должное партии Захарьиных, будущих Романовых: они не стали кичиться доставшейся им власти благодаря родству с царицей Анастасией, не стали нагло и бесцеремонно местничать с князьями Рюриковичами, а начали проводить разумную дальновидную политику глубокой перспективы, целью которой могла стать неограниченная власть в Москве партии Захарьиных-Романовых после смерти Ивана Грозного. Со сложностями престолонаследия, запутанного претенденства на трон. Тем временем Сигизмунд-Август, видя, что Ливония как никогда слаба, решил по союзному соглашению подчинить её себе уже в конце 1561 года. А в мае-июле 1561 года жители Ревеля полностью отдали себя на милость королю Швеции Эрику XIV из династии Ваза. Потом, согласно договору от 21 ноября 1561 года, подписанному в Вильно ливонским магистром Тевтонского ордена Готхардом Кетлером и королем Сигизмундом, Ливонский орден был ликвидирован, а Ливония стала польским вассальным государством. После этого король Сигизмунд-Август поспешил заключить со Швецией выгодный Польше и Литве матримониальный союз: его младшая сестра Екатерина Ягеллонка была отдана в жены сводному брату Эрика XIV Юхану, герцогу Финляндскому, позднее ставшему шведским королем под именем Юхана III.

Первым высокопоставленным «отъехавшим беглецом» из Москвы от государя Иван Грозного в преддверии русско-литовской войне стал князь Дмитрий Вишневецкий. В том же 1561 году князь Вишневецкий письменно попросил короля Сигизмунда-Августа взять к себе в Литву. Уже в начале развернувшейся войны князь Дмитрий с большим отрядом приближенных вернулся к себе, трогать его было не велено. Его царь не собирался уничтожать за прошлые заслуги, но в злой словесной мести себе не отказал. Царь не представлял до конца, чем обернутся его отчаянные попытки дискредитировать всех московских беглецов. Многие князья и бояре были потрясены наказом царя отправленному в Литву послу Андрею Клобукову: «Если спросят о Вишневецком, то отвечать: притёк он к государю нашему, как собака, и потёк от государя, как собака же, а государю нашему и земле убытка никакого не учинил».

Иван Васильевич как с цепи сорвался в любовных ласках с юницей-красавицей Марией, наслаждаясь её девичеством и неопытностью в плотских схватках. Как когда-то царь потерял дар речи от красоты лица и чёрных глаз кабардинки-невесты, так буквально сошел с катушек от её юного женственного тела. Упругой плотской оболочки души, девической призывной плоти во всей её привлекательности и магнетизма греховности только от осознания того, что только муж видит и ласкает тело жены, которое никогда не увидит чужой похотливый взгляд и не дотронется рука непосвященного в любовные игрища. Конечно, юницу напугал напор и неутомимость мужа в бесконечных супружеских схватках, где победы случаются только тогда, когда оба рыцаря мужского и женского пола одновременно познают чудовищное наслаждение плоти, когда душа будет парить в чуде «маленькой смерти», от которой на белом свете по божьей воле или без высшей воли рождаются младенцы.

Но ведь и государь понравился, полюбился с первого взгляда черноглазой кабардинке с выразительными глазами и удивительным именем в переводе на русский язык – красивые очи княжны! – как не полюбить такого, не отдаться навек… Ведь хорош собой был внешне московский государь: высокий, стройный, пластичный в движениях с широкой грудью, да и лицо его было благородно и красиво по-своему: с пронзительными иссиня голубыми глазами, с рыжеватой бородой и породистом большим тонким крючковатым носом. Сочетание красивых проницательных, всё видящих глаз с породистым большим тонким носом, не портило облик 30-летненго государя, наоборот, придавало лицу черты воина-победителя не только в битвах с врагом на поле боя, но и в любовных постельных схватках с неопытными девами и умудрёнными в плотском деле женщинами. Как устоять перед таким мужчиной, обладавшим не только сильной мужской харизмой, но и властность великого государя расширяющегося государства.