Царь-гора - стр. 34

– Алтайцы называют их кезер-таш, – сказала Аглая, подойдя. – Когда-то здесь был жертвенник.

– А, может быть, это курган? – волнуясь, спросил Федор. – Его раскапывали?

– Бугровщики давно перерыли каждый холмик.

– Жаль, – успокоился Федор. – Я не прочь сделать какое-нибудь археологическое открытие.

– Например, отыскать дорогу к подземной чуди? – поддела его Аглая.

– А что, есть такая дорога?

Аглая пошла дальше, не ответив. Фамильярно похлопав на прощание каменного сторожа, Федор догнал ее и молча зашагал рядом. Дорогу им перебежал здоровый степной кот с широкой плоской, совершенно монгольской мордой и затаился в траве. До больших, вырастающих впереди холмов оставалось немного, уже видны были их каменистые остовы и зубцы скал вокруг. Из обрывистой низины справа выглядывали верхушки молодых лиственниц.

– Вы заметили, Федор, здесь совсем не растет береза, – заговорила Аглая.

– Заметил – тут вообще мало что растет, – хмыкнул он.

– Я не об этом. В горах есть и леса, и луга. Но березы встречаются только старые, которым за сто лет. Или карликовые на границе снегов.

– В ваших словах, милая Аглая, чувствуется сильный подтекст. Что вы хотите этим сказать?

– Есть легенда. Когда на Алтай пришли люди Белого царя, то есть русские, в этих краях начала цвести белая береза. Смуглокожий народ, который тут жил, не захотел быть под властью Белого царя и ушел под землю, в пещеры. Стал там хранителем «ключей счастья». Иногда, правда, рассказывается, что они предпочли самоуничтожение – погребли себя под камнями. Но в легенде говорится, что они вернутся, когда настанет счастливое время. Сто лет назад счастливым считалось такое время, когда не будет ни царя, ни…

– …царских сатрапов, – подсказал Федор.

– Вот-вот. Сейчас, конечно, по-другому рассказывают про Беловодье и посланцев оттуда, которые должны принести всем великую науку и научить счастью. Все это, разумеется, ерунда.

– Разумеется.

– Только после революции и Гражданской войны белая береза перестала здесь расти, – закончила Аглая. – А вместо нее появилась черная горелая береза.

– Так, – сказал Федор, – с этого места подробней, пожалуйста. Я уже в третий раз слышу об этой мифической горелой березе, но никак не уразумею, в чем суть.

Аглая остановилась и повернулась к нему, посмотрела в глаза. У нее был невероятно выразительный взгляд, которым она, как настоящее дитя природы, могла говорить без слов и от которого Федору вдруг захотелось спрятаться. Такими глазами, подумал он, можно хоть сейчас разжигать костер.

– Я все ждала, когда ты вспомнишь, – сказала она, внезапно перейдя на «ты». – Но ты все забыл… Федор, ты сам видел эту горелую поляну и черную березу.

– Я? – изумленно переспросил он. В тот же миг в его сознании вспыхнуло черное пятно, медленно превращавшееся в совершенно четкую картину-воспоминание: большой круг, выжженный в степном покрове, и в центре его – торчащий обугленный ствол с голыми, поникшими, будто изломанными, ветвями…

Над высушенной, красной от зноя землей висело жаркое марево. Воздух колыхался, и казалось – протяни руку, дотронься и почувствуешь упругое сопротивление, а потом перейдешь прозрачный барьер и окажешься в совсем другом месте, на чужой планете, в далекой от Земли галактике. В другом мире, манящем своей непохожестью и чудесами.