Царь Дариан - стр. 2
Я уже года четыре работал в институте, когда она устроилась по распределению. То есть вполне заурядная встреча, рядовая случайность, каких миллионы и миллионы, миллиарды и миллиарды. Но вот предпосылки ее были не вполне ординарными.
Мухиба родилась в пригородном поселке Рухсор. Она выросла и даже одолела среднюю школу, где в соответствии с местным профилем учили не столько грамоте, сколько искусству собирать хлопок. Большинство девочек ожидало скорое замужество и последующая долгая страда на поприще чадолюбия. Но Мухиба имела одно важное преимущество: ее отец, Шараф Мирхафизов, был председателем большого хлопководческого колхоза «Ба номи бисту дуюми Партсъезд», главной усадьбой которого и являлся кишлак Рухсор… как, вы не знаете? Ну, это очень просто: «Ба номи бисту дуюми Партсъезд» в переводе значит всего лишь «Имени двадцать второго Партсъезда».
Поэтому после окончания школы ее отправили в Душанбе на филфак. Тут объяснять нечего, все ясно как божий день: высшее образование всюду в цене, а уж там, где без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек, оно и вовсе на вес золота. При этом, разумеется, бумажка, сиречь диплом, вовсе не предполагает наличия соответствующих знаний. Во всяком случае, тогда было именно так. Думаю, и сейчас не поменялось: потому что в Азии все – ну или, осторожно скажу, почти все – непременно хотят быть начальниками. И не только в Азии. Да. Но в Азии сапоги – первое, что крадут. Простите, всплыло.
В университете работал дальний родственник славного Шарафа Мирхафизова, и Шараф Мирхафизов рассматривал его кандидатуру в качестве претендента на ответственный пост будущего зятя. То есть все должно было сложиться как нельзя лучше: кандидат обеспечивает проходной балл, Мухиба учится, получает диплом – а там уж честной пирок да свадебка или, говоря понятными словами, туи калон, масштабом которого предстояло поразить не только весь Таджикистан, но и, возможно, сопредельные республики.
И все бы так и вышло, да только когда она уже готовилась к защите и одновременно к бракосочетанию, этот ее заведомо суженый, безрассудно увлекавшийся чем-то вроде любительского альпинизма, сорвался с обрыва в горах Дарваза, и вопрос замужества отпал сам собой.
Тогда отец добился, чтобы после защиты диплома ее распределили в институт филологии местной Академии наук.
Так мы и встретились: в один прекрасный день сталкиваюсь в коридоре с красавицей-незнакомкой. Худенькая, стройная, прелестное лицо с милыми генетическими следами монгольского нашествия, миндалевидные глаза, волосы смоляные, полумесяцем бровь, одета в европейское; ой, говорит серебряным голосочком, простите, я вас толкнула. Ну и что тут скажешь?
Правда, у меня тогда и мысли не могло возникнуть, что между нами завяжутся хотя бы даже самые платонические отношения, ведь запад есть запад, восток есть восток и так далее. А может, и могло, точно не скажу. Но штука в том, что за ней сразу принялся ухаживать Рустам Гафуров. Он работал в отделе редких рукописей. Отдел редких рукописей считался у нас элитным подразделением, чем-то вроде, скажем, дивизии «Эдельвейс». Там бытовали хорошие люди, с юмором и без фанаберии, как, впрочем, и во всем институте филологии, составлявшем, как мне временами казалось, гордость ТаджАН. Может быть, я ошибался. Всяк кулик свое болото хвалит.