Бывший. Справлюсь назло - стр. 22

Принесли еще одно блюдо, и это оказалось карпаччо из телятины. Только почему-то поставили его Владимиру. Пока он переваривал мои слова и готовил ответ на вопрос, совершила рокировочку.

А то передо мной опустился салат какой-то для травоядных. Я уже не в том возрасте, чтобы на халяву в ресторане такого уровня зеленку есть. Простите, но сами наслаждайтесь такой фигней. Запустила вилку в карпаччо, обмакивая его в бальзамический соус. Просто гастрономический экстаз!

– Ну, дочка ничего не сказала мне по этому поводу и ей ничего не сказала! Слушай, Есь, а если я тебе такое выражение блаженства на лице кунилингусом организую?

Секунда. Другая… И вино со свистом застревает в моей глотке. Начинаю кашлять. Смотрю на довольное и абсолютно спокойное лицо мужчины. Хриплю:

– Ты моей смерти хочешь?

– Ну, в принципе, можно и так сказать. Оргазм – это маленькая смерть.

– Тише! – шиплю я, нервно оглядываясь по сторонам.

Это же кошмар какой-то! Мне совершенно непонятно, почему он так пошлит! Как подросток озабоченный какой-то! А я краснела и бледнела, думая о том, что давным-давно вышла из этого возраста.

Только вот на мое замечание Владимир смотрел неожиданно цепко. Он все еще рядом, хотя я постаралась максимально выкрутиться. Неожиданно мужчина взял меня за руку, пробрался шершавыми, грубыми пальцами по запястью.

– А что такого страшного в слове кунилингус, Еся? Что такого похабного в сексе? Ты краснеешь, бледнеешь, и не ясно почему, ведь ты давно не девочка. Ты – женщина! Привлекательная, манящая, с прекрасной фигурой! Да, возможно, в тебе нет той самой уверенности и женственности, которой светятся по-настоящему счастливые представительницы прекрасного пола, но это не значит, что поздно такой стать.

Что-то в его словах меня пробивает. Прошивает насквозь, и глаза наполняются слезами. Слышать подобное больно. Тем более от совершенно постороннего мужчины.

Часто дышу, чтобы сбить это состояние разваливающейся на части курицы. Пытаюсь сдержать слезы обиды, разочарования. Он говорит такие простые вещи, но проблема в том, что этой самой женщиной я себя не чувствую.

Чувствую себя удобной. Для Кеши, для моих сотрудников, для родственников. Да даже для чертовой налоговой, что сейчас поимеет меня во все мои счета и поставит галочку. Какой-то сотрудник выполнит план, а я останусь у разбитого корыта.

Тем временем, пока я занимаюсь молчаливым самобичеванием и упиваюсь жалостью к себе, пальцы Владимира продолжают поглаживать запястье. Нежно, но настойчиво. Они разводят круги, пробираются под ткань плотной водолазки.

По телу пробегают мурашки, и я с удивлением понимаю, что чувствую возбуждение. Не то, которое я вызывала чтением порнушных романов перед вероятным сексом, не то, которое должно было включаться моей фантазией, а настоящее.

Такое тягучее, густое. Внезапно поняла, что, кажется, страсть выглядит совсем не так, как я себе это представляла. Без кричащей пошлости, без оголения. А вот так… Когда его пальцы делают со мной то, о чем кричат глаза.

– Есения, в следующий раз предупреждайте о своем аппетите! Вы сожрали все мои блюда!

– Фу таким быть, Владимир! Не сожрала, а с удовольствием употребила. Лучше налейте мне вина, не каждый день меня бородатый мужчина в таких ресторанах кормит и поит.