Бывшие. Ты (не) забыл о сыне - стр. 2
Громко выдыхаю, осознав, что сумма понесенного ущерба как раз совпадает со стоимостью зимних ботинок, которые я планировала приобрести к концу месяца.
– Ладно, не беда, – подмигиваю сыну, практически расправившемуся с кашей, и убираю мобильник в сторону.
Уход одного ученика я как-нибудь перенесу, в конце концов отложу приобретение новой обуви на следующий год. Ничего, ведь если мои ботиночки шестую зиму как-то вынесли, то и седьмую как-нибудь протерпят, не развалятся. Надену шерстяной носок, и нормально будет.
А вот если мои оставшиеся пять учеников решат, что футбол им по жизни ближе, чем академический вокал, это, конечно, будет крах. Растеряв учеников, я напрочь лишусь дохода.
Раньше, помимо домашних занятий, я работала в местном доме культуры, но кто-то сверху сидящий решил, что академический вокал давно вышел из моды и никому даром не нужен, и разогнал весь кружок, а педагогов, в том числе и меня, отправил на биржу труда.
Только всё бы ничего, но в крохотном провинциальном городишке специалист с музыкальным образованием особо не котируется. Как знала, что надо было идти учиться не в институт культуры, а в аграрную академию!
Я неоднократно обивала пороги местных работодателей и везде слышала одну и ту же песню: «Нам не нужен работник, который будет без конца бегать по больничным со своим малолетним ребёнком».
Вот так и получилось, что из заработка у меня остались только занятия на дому с ребятами, не потерявшими любовь к академическому вокалу.
Живём мы втроём. Я, мой сын и моя старшая сестра. Если бы не Надежда, я и не знаю, как бы мы с сыночком вдвоём управились.
Моя сестра Надежда работает в том же доме культуры, из которого меня сократили. Ей повезло сильнее, чем мне. Желающих заниматься балетом гораздо больше, чем вокалом, и поэтому её занятия вполне себе востребованы.
– Мама, компот, – сынок вырывает меня из своих мыслей и с вызовом смотрит на стоящий перед ним советский гранёный стакан.
– Пей. Яблочный и без сахара, как ты любишь, – отвожу взгляд в сторону, изображаю, что не понимаю его намёков.
– Сделка, – тоненьким голосом произносит сынок и деловито скрещивает руки на груди.
И откуда он только таких слов понабрался? Ни я, ни Надежда ничего подобного в его присутствии не говорили. Никогда не перестану удивляться.
– Ничего, и это самое лучшее, что я могу предложить, Дмитрий, – повторяю заученную фразу.
Сынок на мгновение задумывается и, приняв решение, качает головой из стороны в сторону в отрицательном жесте.
– Сделка. Пятачок, – произносит трёхлетний ребёнок и тянет ко мне свою крошечную руку для крепкого рукопожатия.
Не удивлюсь, если от рукопожатий в три года мы плавно перейдём к заключению договоров на бумаге в пять.
– По рукам, – аккуратно пожимаю ручку и протягиваю заранее заготовленную монетку.
– Вера, ты не поверишь! – заключение сделки срывает Надежда, влетевшая в квартиру со скоростью метеора.
– Наконец выиграла в лотерею сто миллионов долларов? – вытягиваю бровь в вопросительном жесте.
– Да нет же! Хотя и в лотерею когда-нибудь выиграю, просто билетов надо больше, но не суть. Знаешь, что сегодня мне сказал директор нашего дома культуры?
– Неужели мой кружок академического вокала решили возродить к жизни? – с надеждой в голосе произношу я.
– Да нет же, что мертво, умереть не может! – отмахивается сестра и продолжает возбуждённо рассказывать: – Какой-то столичный миллиардер узнал, что в нашем доме культуры преподавал победитель международного конкурса академических вокалистов, и хочет заполучить этого самородка себе. Чтоб та персонально занималась с его дочерью.