Бывшие. Он твой сын, мэр - стр. 15

Яков Тамирович окидывает нас троих пристальным взглядом, что-то чиркает в своем блокноте.

— Что ж, тогда нам необходимо понимать мотивы его поступка. Так как мы не представители силовых структур, права на допрос не имеем. Нам необходимо разрешение родителя. Алена, мы можем задать несколько вопросов вашему сыну?

— Можете, — снова отвечает односложно, но держится все так же.

В отличие от матери, Павел нервничает.

— Павел, зачем ты сказал, цитирую: «Если детей нет, то кто тогда я»?

У Паши бегают глаза. Он заметно нервничает, и его качает все сильнее.

— Для влога.

— Для чего? — переспрашивает Яков Тамирович.

— Я завел себе аккаунт на… короче, хотел снимать провокационные видео, монетизировать аккаунт. Зарабатывать, в общем.

— Значит, это провокация? — смотрю на него в упор.

— Да, — Паша отводит взгляд.

— Я могу увидеть твои видео? — спрашивает юрист.

Паша нервно облизывает губы.

— Нет. Я… я испугался и удалил аккаунт.

Яков Тамирович кивает каким-то своим мыслям, а я понимаю, что Павел врет. Я не знаю, в чем именно. Возможно, он все-таки прикрывает кого-то, возможно, ложь частичная — например, он не удалял те видео — но он врет.

Алена переводит взгляд с юриста на меня:

— Иван Геннадьевич, я приношу вам свои извинения за доставленные неудобства. Если от меня нужны какие-то пояснения, я их дам. Но при одном условии: никаких публичных выступлений.

— Вы не в том положении, Алена, чтобы ставить мне условия, — смотрю на нее твердо.

Замираем оба. Обстановка накаляется, между нами статическое электричество, наполненное злостью.

— А мне кажется, Иван Геннадьевич, что это не в ваших интересах — ставить мне какие-либо условия. Давайте поднимем другую тему. Например — как мой сын оказался в вашем доме? Добровольно, или?.. — выгибает бровь.

Эндорфиновый взрыв происходит у меня внутри.

Мое окружение полно лебезящих женщин, поэтому когда встречаешь неприкрытую женскую ярость, направленную на тебя, это заряжает и бодрит.

— Давайте я сейчас вызову полицию прямо к вам в дом? — Алена улыбается уголками губ. — Скажу, что мой несовершеннолетний сын пропал, а потом позвонили вы. И что я вижу, оказавшись у вас дома? У Павла множество мелких травм. Ко всему прочему, он сидит в чужой одежде, предполагаю вашей. Что случилось с одеждой моего сына? Думаю, полиция поможет мне разобраться во всем. А если не поможет, я могу обратиться к журналистам. Надеюсь, они смогут провести расследование.

Чем дольше она говорит, тем сильнее у меня поднимается все, хорошо, что тело скрыто высокой спинкой кресла.

Щеки Алены раскраснелись. Глаза блестят. Она со злостью проводит зубами по губам, отчего они краснеют. И вот сейчас я понимаю, насколько сильно меняется женщина, стоящая напротив меня, на глазах скидывая с себя годы и невзрачность.

В ней горит огонь! Полыхает!

Яков Тамирович откашливается:

— Иван Геннадьевич, думаю, разговор лучше перенести на другое время.

Алена решительно поднимается:

— Не стоит утруждать себя. Мы уезжаем. Можете дать официальное опровержение словам Павла, объяснить, что это был вброс начинающего блогера.

Разворачивается, махнув белокурой гривой.

— Алена, — зову ее, и она оборачивается, — мы не закончили.

— Ошибаетесь, Иван Геннадьевич. Нам с вами больше не о чем разговаривать.

Берет сына за руку и уходит. Когда за ними закрывается дверь, я обращаюсь к юристу: