Бывшие. (Не)нужная наследница для миллиардера - стр. 14
В какой-то момент наши с Глебом пальцы соприкасаются. От чего меня прошивает сильнейшим разрядом тока, и я дергаюсь от неожиданности. Стаканчик с горячим напитком опрокидывается, и темно-коричневые брызги летят прямо на пиджак бывшего, щедро окропляя светло-серую ткань.
– Твою мать, Лер-ра! – рычит Арсеньев, а в его взгляде столько неприкрытой ярости, что я невольно сжимаюсь вся.
Что я наделала, блин!
Глава 9
– Прости-прости! – я начинаю суетиться и прямо через прилавок пытаюсь вытереть бумажными салфетками пятно.
Конечно же ничего не получается! Глеб звереет. Это заметно по с силой поджатым губам, подрагивающим крыльям носа и ходящим желвакам. Первый раз его таким вижу. Точнее, он и раньше, бывало, злился, но уж точно не на меня. А теперь я на собственной шкуре понимаю, каково это – сделаться объектом Арсеньевского гнева. От колоссального напряжения и страха меня начинает потряхивать. Не успела от визита коллекторов отойти, как на тебе, Лерочка, новое потрясение. И нафига Глебу было меня трогать?
– В подсобку веди, – с тихим рыком подсказывает он.
Чувствую кожей чужой интерес. Наверняка все сейчас на нас пялятся и с жадным любопытством ждут продолжения. Киваю Насте, стоящей с выпученными глазами и выражением вселенского сочувствия на миловидном лице, и открываю для Арсеньева дверь.
– Мелкая месть, кстати, – бросает он свысока, сдирая с плеч пиджак.
Бросаю короткий взгляд на торс бывшего, облепленный рубашкой. И хотя, между тканью и телом, которое я знаю как свои пять пальцев, гуляет воздух, все равно при каждом малейшем движении рубашка обрисовывает мощные, литые мышцы и идеальные формы. Ни грамма жира, одни лишь мускулы под гладкой кожей – хоть на обложку спортивного журнала фотографируй.
«В том числе и за это Арсеньева так любят женщины» – напоминаю себе о насущном, чтобы не начать пускать слюни на предателя. А любоваться можно и Ченингом Татумом в каком-нибудь фильме – все не так опасно для душевного состояния.
– Намекаешь, что нужно было плюнуть тебе в кофе? – отзываюсь зачем-то. – Или подсыпать слабительного?
На этих словах Глеб резко тормозит, дергает меня за руку и толкает к стене. Прижимает собственным телом, расставив ладони по сторонам от моей головы и нависая свирепой скалой сверху. Не пошевелиться, в том числе и от страха. Через тонкую ткань белоснежной рубашки я чувствую исходящий от Арсеньева жар. Почему-то в этот же миг пусто становится в голове, мозги заволакивает туманом, а в животе все скручивается в узел. Настоящее и прошлое перемешиваются, сливаясь в дурманный коктейль.
Яркие голубые глаза так близко, что я легко рассматриваю каждую знакомую черточку. Я в точности знаю, каковы были бы наощупь щеки с резкими скулами, если бы я сейчас положила на них ладони. И поэтому я до онемения в пальцах сжимаю края рабочего фартука, чтобы не наделать глупостей. Дышу глубоко, но в нос пробирается запах Глеба. Такой знакомый и такой неуловимо чужой. Словно поменялась всего одна нотка, но именно это порушило всю композицию. Сделало ее слишком далекой.
Четко очерченные губы Арсеньева так близко к моим, что мне начинает казаться, что он вот-вот меня поцелует. Кожу покалывает. Нервно облизываю свои.
– Плюнула ты мне в душу, Ромашкина, – вместо этого хмыкает как-то устало Глеб. А на задворках сознания бьется мысль, что это он еще не знает про дочь.