Бывшие. Мне не больно - стр. 19

— Кофе будешь?

— Буду, — отвечаю после заминки.

— Садись.

Сажусь. Тяну руку к коту, тот уже в отрубе. Снимаю его со стола и кладу себе на колени. Толстяк не сопротивляется. Одним глазом поглядываю за Таней, которая неспешно делает кофе. Ставит передо мной чашку и придвигает сахарницу. Отбирает кота, уносит его в угол и кладет на огромную подушку.

Возвращается. Вместо того, чтобы сесть напротив, подходит к окну и открывает его. Прикуривает сигарету, на меня не смотрит.

Поднимаюсь и подхожу к ней, беру новую сигарету и щелкаю зажигалкой. Сейчас только обед, а рыжая уже успела наклюкаться. Это меня настораживает. Тяну дым и сканирую взглядом Таню.

Она выглядит совершенно иначе, не такой, как я привык ее видеть. На ней домашний костюм, сверху теплая кофта, хотя сегодня довольно тепло, — очевидно, Таня этого не замечает. Волосы на скорую руку собраны в пучок, на лице ни грамма макияжа. Вся она выглядит какой-то потерянной, сбившейся с пути. Мне очень близко это состояние.

— В честь чего праздник? — спрашиваю беззлобно.

Мне важно понять: пила она по какой-то причине или потому, что пыталась заглушить внутренний голос.

— Отметили Сонин развод, — отвечает ровно, глядя в окно.

Выдыхаю.

Снова курим молча. Мне не нравится сигарета в ее руках, но я понимаю — я никто для нее сейчас, и мое мнение веса никакого не имеет. Не заслужил.

После того, как Таня рассказала мне все, я оказался на грани срыва. Чего мне стоило снова не приложиться к бухлу… Только никотин и спас, хотя не должно быть этой замены. Столько ненависти к самому себе я не чувствовал еще никогда. Тогда я четко ощутил, что того, кем я был, больше нет.

Меня разрывало от боли и осознания того, что я собственными руками убил своего ребенка. Я должен был оставаться рядом с Таней, предпринять что-то, а не отправлять ее на аборт.

Я честно пытался найти в памяти хоть что-то, какой-то маленький отрывок, фрагмент воспоминания, но пустота. Отчетливо помнится время, которое мы проводили вместе. Я был счастлив без алкоголя, не пил с ней ни разу. Потому что был опьянен ею. Ее запахом и руками, губами и яркими рыжими волосами. Она стала огнем, который возродил меня. А я, как последний трус, испугался этих перемен и вернулся в привычное болото.

До сих пор понять не могу, какой черт вселился в меня в тот момент.

— Расскажешь?

Я, как зависимый, нуждающийся в боли, требую еще и еще. Мне смертельно необходимо знать, что тогда было, к чему привели мои слова и действия. Иначе я не смогу это исправить.

— Да нечего рассказывать, — Татьяна ведет плечом и тянется за новой сигаретой.

Молчу, скриплю зубами.

— Это ведь не так.

Впервые смотрит мне в глаза. А они у нее, мама дорогая… можно утонуть навсегда.

— Зачем тебе это, Слав?

— Я должен знать.

Вздыхает. Начинает говорить. Ее голос бесцветный, безжизненный.

— Я никому не сказала. Только ты знал. Я звонила тебе еще несколько раз после того разговора, но по всем фронтам была тишина. Врач тактично отговаривала от аборта. А я на тот момент не видела иного выбора. Я ведь слабая, понимаешь? Это только в книгах героини сильные. Сами рожают детей, воспитывают и поднимают их.

Тушит окурок и отпивает кофе. Я леденею, покрываюсь коркой изнутри. Смотрит на меня, буравит взглядом.

— У меня не было ничего и никого. Я не могла оставить этого ребенка.