Бывшие. Дурман - стр. 36
— Вы что, забыли, когда познакомились? — перевожу взгляд с качка на Рину и замечаю тихую панику в ее взгляде.
К чему бы это? Боится? Но чего?
— Влюбленные часов не наблюдают, — шалею от поведения Рины, выслушивая очередную весьма устаревшую отмазку.
— Влюбленные, значит… А я вот помню, — подкидываю дров в огонь, который тихо разгорается в груди, еще не перерос в огромное пламя, так, маленький костерок, но все же. — Четырнадцатое марта.
Вельская напряженно и тяжело выдыхает, затем плотнее придвигается к своему качку, а тот тут же пользуется ситуацией и со своей тарелки кормит Рину вырезкой. У меня на глазах. Специально.
Да это как еще называется? Может, он тут ее и заодно при мне на столе… Удод!
— Малыш, — тянет свое сиропное прозвище для Рины. — Может, мы поблагодарим дяденьку за компанию и рванем в твой театр?
Все, меня кроет, в глазах начинает темнеть. Не помня себя, вскакиваю, откидывая стул в сторону.
Мозги, как у разъяренного быка, совершенно перестают думать. В глазах пелена. Красная. Сейчас я этого тореадора размажу. С первой минуты хотелось начистить ему морду. Где-то фоном слышу, как вскрикивает Рина и пытается меня остановить. Я выдергиваю руку, рубашка к чертям трещит по швам, и рукав становится резко короче, другая его часть с манжетом остается в захвате у напуганной Вельской.
— Ты офонарел, мужик?! — сплевывает кровь, сочащуюся из уголка рта, качок, когда я бью его в морду и он всем весом таранит наш единственный стол в зале.
Персонал даже и не думает вмешиваться. Все наблюдают за нашей потасовкой.
— Ян, перестань! Ты же его сейчас убьешь, — прорывается отдаленный всхлип в сознание, когда я заношу кулак во второй раз.
Отвлекаюсь и промахиваюсь, получая ответочку от оппонента.
— Ах ты ж… — мотаю головой, чтобы зал перестал наконец вращаться.
— Лев! — снова где-то голос Рины уже в его адрес. — Не надо.
Я понимаю, вернее, чую, что эта скала мышц разгоняется и бежит на меня.
«Веселый разговор, давно я так не проводил время. Как скучно я живу, без огонька».
Качок врезается в меня на скорости, и мы вдвоем отлетаем к барной стойке, обрушивая на свои головы все стаканы и рюмки.
Что-то бьется вдребезги, что-то осколками проходит по коже головы и рук.
— Помогите, вмешайтесь! — взывает Вельская к совести персонала.
А нам с качком хорошо. Отряхиваемся, матерясь. И продолжаем. Второе дыхание. У женишка Рины уже приличный фонарь под глазом и веко сильно опухло. У меня… А черт его знает! Я словно под обезболивающим действую, наношу удар за ударом, вытряхивая гнилую душонку из этого лоснящегося бугая.
***
— Стембольский, — кричит разъяренной фурией Рина, — какая ты сволочь!
Честно говоря, удивлен. До сегодняшнего дня меня даже так враги не называли. Конкурент — да, соперник, оппонент… но сволочь?!
Смотрю на ее лицо, в глазах пожар, видимая часть груди вздымается в вырезе декольте. Точеная фигура, длинные ноги, облаченные в туфли с поблескивающей бабочкой в районе пятки.
Чувствую себя откровенно странно. Ну то, что как побитая собака, даже и не обсуждается, а вот то, что я ее сейчас просто сожру взглядом, весьма реально.
Вельская как будто чувствует мой настрой, перестает кричать и даже ошеломленно смотрит, хлопая возмущенно ресницами. Так смотреть умею только я и в определенный момент.