Бывшие. Анатомия страсти - стр. 9
— Красавчик, конечно, ничего не скажешь. На турецкого актера похож. А высокий какой! Если б не мой Вадик, я б, наверное, как наши медсестры на него реагировала.
— Это как?
А то я не знаю как. Когда он был ординатором, девочки-интерны с других отделений вслед ему смотрели, а меня это бесило. Вот сейчас я понимаю, что имела в виду моя немецкая бабушка, когда говорила, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. Потому что красивый муж - горе в семье.
— Краснеют, ахают, охают. Майские кошечки.
— Как по мне, ничего в нем такого нет. Мужик как мужик. Руки, ноги, голова, жопа — фыркаю я.
— И какая жопа! — хихикает Юлька. — Короче, кто-то ему сказал, что мы с тобой дружим, и он меня сегодня на выходе поймал и спросил, как ты себя чувствуешь
Почему меня внезапно так волнуют эти слова? И в груди что-то теплое, как мёд тягучее разливается. Нельзя, Майя! Даже не входи в эту реку!
— А ты что?
— Сказала. что нормально и он пошел дальше. И все–таки Тимурович красавчик. Главврач и должен быть таким внимательным к подчиненным. Ты же сама знаешь, что он всех твоих пациенток на себя взял.
— Знаю, — злюсь, потому что меня от этого разрывает. Это мои пациентки. Одну из них я веду уже два года и, наконец, у нас получилось взять яйцеклетки, оплодотворить их и заморозить эмбрионы. В среду, наконец, состоялся крио-перенос. И сделал его Тимурович. А должна была я.
— Опыт у него, конечно, колоссальный.
Спорить я с ней не стала, тем более, она не в курсе нашей истории с “Тимуровичем”. Теперь я уж точно никому ничего не скажу.
Так расслабленно проходят все мои будние дни, а в субботу я уже чувствую себя намного лучше. Головные боли прекратились и так захотелось, наконец, выйти на балкон, погреться на солнышке.
Старый город я люблю за его четырехэтажные дома с уютными квадратными двориками и высокими арками с коваными воротами. Мне нравится атмосфера, зелень, ухоженные площадки, потому что наши старожилы не дают спуска коммунальщикам. Но больше всего мне нравятся балконы с балясинами и лепниной в стиле “сталинского неоклассицизма”. У меня здесь стоит круглый стол и плетеное кресло. Летними вечерами я устраиваюсь поудобней с чашкой чая или стаканом лимонада и читаю медицинские журналы.
Провожу ладонями по широким перилам, смотрю вниз на собирающуюся на площадке детвору. Поднимаю глаза к небу и улыбнувшись, щурюсь от того, что яркий солнечный свет бьет прямо в глаза. Теплые лучи согревают лицо и в эти секунды кажется, что все у меня хорошо. Ведь так и есть.
Приподнимаюсь на цыпочках, развожу руки в стороны и задираю их над головой, потягиваясь, как после сна. Эх, хорошо! И только когда я возвращаюсь в исходное положение и открываю глаза, то врезаюсь в пристальный, хищный взгляд волка, который стоит на балконе напротив.
Вашу Машу! Тот новый жилец, о котором говорили мои апашки, и есть Арлан? Не может быть! Он и тут решил меня достать? Смотрю на него, задрав подбородок вверх. Двор - это тоже моя территория. А потом вижу, как он мажет по мне горячим взглядом, от лица к шее, груди в спортивном топе, открытому животу и (о боже!) ногам. Я же в шортах. Коротких мать их шортах.
5. Глава 5
Арлан
В коротких мать их шортах стоит на балконе. То ли девочка, то ли виденье. Все такая же маленькая, хрупкая, с большими глазами, как у олененка. Но вместо языка у нее ядовитое жало, как у пчелы.